В Германии

Кожистые листья неизвестного кустарника оттаяли и уже не зазвенели, когда я провёл по ним рукой. Послышался нарастающий свист, вой, скрежет, заполнившие всё поднебесье, и низко над взошедшим солнцем чуть в стороне от лагеря пронеслись два истребителя.

До десяти часов было ещё много времени, и мы вернулись в третий дом. Хаусмайстер с уборщицей сидели за конторкой и пили кофе. Оказывается, они были муж и жена. Наша соседка кормила из соски младенца.

– Меня зовут Нелли, – сказала она.

– Вы здесь давно? – спросила Лиза.

– Пятый день. Но сегодня за мной должны приехать муж и свекровь. Они живут недалеко от Любека. Что, Ниночка? Приедут за нами папка с бабушкой? – сказала она, вытирая дочке ротик. – Папка нас с тобой хочет бросить. Да… Папка у нас нехороший… Не взял нас с собой. А недавно бабушка позвонила: «Приезжайте, я всё устроила». Не знаю, не знаю, что меня сегодня ждёт…

Да, у каждого своё горе.

– Уже дома на Алтае гулял. Свекровь сказала: поклялся, что не будет тебя обижать… Да только, если уж он, как жеребёнок, со звёздочкой уродился, ничто его не исправит, так со звёздочкой и умрёт.

– Так может лучше вам было на Алтае остаться? – спросил я.

– А кому я там нужна, без родных, без работы, с ребёнком? Кто нас с Ниночкой кормить будет? Правда, Ниночка?

Ниночка заулыбалась, протянула к ней ручки, загулила.

«У человека красивая жена (а Нелли красивая), прелестный ребёнок. Чего ему ещё надо»?

– А как вы ребёнка кормите? – спросила Лиза. Это профессиональное любопытство – она педиатр.

– Детское питание мне сюда приносят, – ответила Нелли. – А я уж как придётся. Здесь в столовой вчерашние булочки бесплатно отдают. Забегу, возьму несколько, колбаски мне соседи в магазине покупают – тут рядом город.

– Вы пять дней без горячего?!

– Ничего страшного! Мне и не хочется есть.

Около десяти пошли в одиннадцатый дом – он административный. Не знаю, чем одиннадцатый дом отличался от двадцать третьего или двадцать пятого, тоже административных – то ведают одни немцы. Мне важно, что все дома с пандусами. Заехать в них – никаких проблем. Потолкались в коридоре, наконец, пришла наша очередь. В кабинете сидела женщина, лет пятидесяти – пятидесяти пяти, в очках, с приятной улыбкой.

– Меня зовут фрау Линдер, – представилась она на чистейшем русском языке. – Вам положено по двадцать марок подъёмных. Можете получить их в комнате номер (она назвала номер). Вот вам опросные листы, ответьте на вопросы и сдайте в дом такой-то, в такую-то комнату. Потом надо будет пройти тест, по результатам которого вам в соответствии со статьёй такой-то, такой-то закона об устранении последствий Второй мировой войны, будет присвоен четвёртый, седьмой или восьмой параграф.

– А чем они отличаются? – спросила Лиза.

– Разве вы не знаете? Это очень странно. Четвёртый параграф вы получите, если имеете родителей немцев и владеете немецким языком, это значит, что вы признаётесь немцем; если имеете родителей немцев, или ваш супруг немец, но сами вы языком не владеете, вас признают членом семьи немца и присвоят седьмой параграф. Если не удовлетворяете этим условиям, получаете восьмой параграф, то есть считаетесь иностранцем. Вам я назначаю термн на пятое ноября, в одиннадцать часов тридцать минут, в доме номер двадцать четыре.

Так мы познакомились со священным для немцев словом термн, который означает «назначенное время». Попробуй пропусти термн, прослывёшь разгильдяем на долгое время.

– Вы из Новосибирска? – спросила фрау Линдер, – обращаясь к Лизе и расцветив лицо улыбкой, – из столицы Сибири? А я из Москвы, из столицы России. Здесь я с начала девяносто третьего года. Вы каких политических взглядов придерживаетесь. Надеюсь, демократических? – и взглянула на меня.

Я опустил глаза.

– Да мы как-то не очень лезем в политику, – ответила Лиза.

– Жаль, очень жаль. А я всю жизнь боролась с тоталитарным режимом. Меня травили, не раз сажали в психушку. Скажу вам откровенно, я не очень уважаю людей, стоявших тогда в стороне. Вы где были, когда травили Сахарова и Солженицына?

– Я в институте училась, – кротко сказала Лиза.

А я вообще ничего не сказал. Повисла неловкая тишина.

– Ладно, идите, – милостиво отпустила нас фрау Линдер. – Мы страдали, вы пришли на всё готовое. И сюда вы приехали только благодаря нашей борьбе. Хотя бы это помните! Да, возьмите карту лагеря.

Я поспешил выехать, открыв дверь колёсами, прежде чем Лиза успела переварить упрёки фрау Линдер и взять карту лагеря.

– Слушай, Лиза! Прости, за то, что сказал вчера, – сказал я, когда мы очутились на улице. Я не прав, с родителями осталась сестра. Ничего страшного не случилось. Поживём, посмотрим, понравится – останемся, не понравится – вернёмся.

– Я ведь хотела, как лучше.

– Я знаю. Давай погуляем. Домов здесь до чёрта. Надо же познакомиться с лагерем.

– Фрау Линдер дала схему. Посиди, я пойду получу сорок марок.

Когда Лиза, получив марки, вернулась, мы поехали по какой-то дорожке. Я сверял наш путь с картой.

– Сейчас справа должен быть пятый дом. Фиг в сумку: дом номер двенадцать.

– Ну правильно, после одиннадцатого должен быть двенадцатый.