В глубь истории: историческая концепция К. Маркса

Почему Гегель превозносит идею и принижает человека? Он вовсе не отступается от исторической традиции буржуазного гуманизма. В действительности он грезит о воплощении достижений французской буржуазной революции в германских условиях. Проблема в том, что Гегель не был согласен с буржуазным гуманизмом, воспринимающим историю через понятие человечности, но всеми силами пытался найти историческую закономерность вне человечности – в своей вымышленной абсолютной идее. Тем самым он сделал из истории закономерный процесс, а из человека и человеческой деятельности – инструмент для осуществления идеей своей внутренней цели. Причина, по которой Гегель делает это, заключается в том, что он хочет: 1) дать жизнеописание абстрактной субстанции, идеи, так что человеческая деятельность и т. д. должна выступать у него как деятельность и результат чего-то другого; 2) заставить действовать сущность человека не в его действительном человеческом существовании, а как некую воображаемую единичность, из-за чего все действительное эмпирическое существование принимается за момент идеи.

Обратившийся в это время к Фейербаху Маркс под влиянием его антропоцентрических идей переходит от сомнений и колебаний в отношении гегелевского объективного идеализма к его критике. Он возражает гегелевскому пониманию семьи и гражданского общества в качестве «определений идеи» и настаивает на том, что они есть «социальные формы существования человека», «осуществление его сущности», «ее объективирование». Поэтому в противоположность трактовке Гегелем идеи как эзотерической части государства Маркс выдвигает положение о том, что «человек всегда остается сущностью всех этих социальных образований» (1955. Т. 1. С. 264). Другими словами, различные социальные формы вовсе не являются определениями и моментами идеи, а представляют собой присущие человеку существенные качества действительного субъекта и выражают его всеобщность. В их отсутствие человек был бы некой абстракцией, недействительным существованием, голым понятием. Очевидно, что Маркс воспринимает семью и гражданское общество как различные социальные формы, как действительное существование человека, что намного рациональнее по сравнению с восприятием их в качестве отдельных моментов идеи, чисто умозрительных логических категорий, и ближе к раскрытию сути вопроса. Однако его высказывание о том, что сущностью всех социальных образований является человек, и объективирование его сущности, очевидно, является преждевременным по сравнению с тем выводом, к которому он пришел весной 1845 г., а именно: сущность человека есть совокупность его общественных отношений. На этом этапе выдающийся успех Маркса состоял не столько в самом содержании высказывания, сколько в его очевидном стремлении преодолеть гегелевский идеализм.

Этот тезис, очевидно, является преодолением клейма фейербаховского антропоцентризма. Если Фейербах рассматривал теологию как науку о человеке и считал, что в нем сокрыты религиозные тайны, то Маркс полагал, что человеческую сущность объективируют различные социальные формы и общественные объединения, которые в ней заключены. Маркс превзошел Фейербаха по нескольким пунктам.

1. Он рассматривал семью, гражданское общество и государство как социальные формы человеческого бытия, что противостояло той точке зрения, согласно которой человек есть отдельная от общества природная сущность. В действительности Маркс через полгода пришел к тому, что человек не является чем-то абстрактным, существующим вне мира, а принадлежит ему, государству и обществу.

2. Гегель пренебрежительно относится к народу. Он полагал, что без государя, правительства, суда и чиновничества народ был бы неопределенной абстракцией. Маркс считал, что в соответствии с данным подходом получается «как будто не народ есть действительное государство». В реальности «государство есть нечто абстрактное. Только народ есть нечто конкретное» (1955. Т. 1. С. 250). Действительный человек и народ выступают как «действительное основание» государства: «Не государственный строй создает народ, а народ создает государственный строй» (1955. Т. 1. С. 252). Таким образом, Гегель сделал из человека субъективированное государство, а Маркс из государства – объективированного человека. При этом Маркс вовсе не рассматривал его как обособленного индивида: «Личность без лица есть, конечно, абстракция, но лицо есть действительная идея личности только в своем родовом бытии, в качестве лиц» (1955. Т. 1. С. 249) – только в этом случае возможно действительное бытие.

3. При изложении взаимосвязи государственных функций и человеческой деятельности Маркс, критикуя гегелевское учение о системе наследования, осуществляет первичный анализ вопроса о социальных и физических качествах, который открывает Марксу новый путь, отличный от антропоцентризма Фейербаха.