В глубь истории: историческая концепция К. Маркса

Французская буржуазная революция оказала влияние на целую эпоху. Немецкие теоретики того времени уделяли особое внимание ее опыту, результатам и лозунгам. Среди них можно выделить два направления. К первому относились Гегель, Фихте и Шеллинг, которые в молодые годы всей душой были обращены к французской революции и восхищались ее достижениями. Ее практику они превратили в свою теорию, а требование развивать капитализм отразили с помощью абстрактных, туманных философских понятий. Впрочем, позже эта революция стала их ужасать, а якобинцы, которые, как известно, ратовали за ее развитие, – внушать им ненависть и отвращение. Они стали считать, что Великая французская революция зашла слишком далеко. Маркс придерживался иного мнения. Размышляя о возможных путях развития Германии, в своих исторических исследованиях он особенно интересуется французским революционным опытом. Маркс прочитывает «Историю последних пятидесяти лет» Карла Людвига, «Критическое изучение посмертного труда баронессы де Сталь» Жака Шарля Байеля, «Историю французской революционной эпохи» Эрнста Вильгельма Готлиба Ваксмута, «Историю Франции после Реставрации» Жана Шарля Доминика де Лакретеля, «О причинах, характере и последствиях июльской революции» Карла Ланцицолле. Также он изучает воспоминания якобинца Жана-Батиста Луве де Кувре, «Обращение к потомкам» госпожи Ролан де ла Платьер, «О революциях Франции и Брабанта» Монтеге, а кроме того, – Декларацию прав человека и гражданина от 1789 г. и Конституцию 1793 г. В своих разысканиях он приходит к признанию исторической значимости французской революции, но помимо этого также отмечает социальную и политическую ограниченность данного события. Таким образом, Маркс обнаруживает, что буржуазная революция – это всего лишь политическое освобождение, она не делает из животного истинного человека, а просто превращает его в члена гражданского общества. Результаты своих исследований он всесторонне излагает в своей полемике с Бруно Бауэром по вопросу об освобождении евреев.

Бауэр решает эту проблему с позиций идеалистического отчуждения. Он сводит все к теологии и рассматривает религиозное освобождение как предпосылку к избавлению от политической неволи. По его мнению, евреям, живущим в христианских странах, для обретения свободы необходимо потребовать, чтобы местные христиане отказались от своих религиозных предрассудков. Однако если евреи сохраняют свои религиозные убеждения, то как они могут требовать у других отказа от их собственной веры? Самое упорное противостояние христиан и евреев происходит на религиозной почве, и, чтобы его устранить, обе стороны должны расстаться со своим вероисповеданием. Это касается и евреев, стремящихся к политической эмансипации, и христианских государств, которые могут освободиться только через освобождение других народов. Во-вторых, ликвидация религии означает возврат к самосознанию. Бауэр полагает, что христианство и иудаизм – это разные этапы в развитии человеческого духа, и если представить, что человек – это змея, то обе эти религии – кожа, которую он сбрасывает. В таком контексте отношения иудеев с христианами предстают человеческими, а не религиозными: «Только когда евреи и христиане отбросят ту особую сущность, которая разделяет их и обрекает на вечную изоляцию, признают универсальную человеческую природу и примут эту природу как истинную сущность, лишь тогда мы увидим в них людей»[20]

.

Маркс смотрит на еврейский вопрос иначе. Он считает, что Германия, так называемое христианское государство, – это абсолютистская держава. В ней «имеет в действительности значение не человек, а его отчуждение. Единственный человек, имеющий значение, король, есть существо специфически отличное от всех других людей, к тому же еще и освященное религией существо, непосредственно связанное с небом, с богом» (1955. Т. 1. С. 396). Поскольку религиозный дух не стал светским, но остается в тесной связи с политикой, то в Германии критика религии становится предпосылкой всякой другой критики.