В глубь истории: историческая концепция К. Маркса

Маркс, будучи младогегельянцем, проявлял глубокий интерес к этим школам. Он обосновывал их большое значение как для древнегреческой философии (упадка которой после Аристотеля не признавал), так и для эллинистического духа вообще. Он утверждал, что «только теперь настало время, когда поймут системы эпикурейцев, стоиков и скептиков» (1975. Т. 40. С. 234).

Согласно Марксу, все они – «философы самосознания», а их «системы, вместе взятые, образуют законченную структуру самосознания». Такое пристальное изучение главным образом было вызвано политической потребностью противостояния прусскому абсолютизму. Позже он говорил в письме к Лассалю: «[Более позднюю] философию – Эпикура (в особенности его), стоиков и скептиков я специально изучал, но скорее из [политического], чем из философского интереса» (1962. Т. 29. С. 445). Однако в теоретическом плане обращение к данным школам было следствием развития принципов, сформулированных немецкой спекулятивной диалектикой – субъективности и активности. Анализируя в своей докторской диссертации различия между двумя натурфилософиями – Демокрита и Эпикура, – Маркс придал огромное значение активности самосознания.

Противостояние механистическому детерминизму

В вопросе о взаимосвязи необходимости и случайности Демокрит противостоит Эпикуру. Атомизм Демокрита сфокусирован на опытном знании, в нем сделан упор на необходимость: случай враждует с сильным мышлением, и то, что люди выдумали призрак случая, только свидетельствует об их беспомощности. Вопреки этому атомы Эпикура являются, скорее, не физической моделью материального мира, а особым символом самосознания, поэтому он не признает необходимость и делает акцент на случайности. Как писал Маркс: «У эпикурейцев господствующей категорией является случай» (1962. Т. 29. С. 105).

Можно сказать, что Демокрит считается с реальной возможностью, так как через нее посредством ряда обстоятельств, причин и оснований дедуктивно выводится необходимость. Эпикур, напротив, заостряет внимание не на ней, стремящейся к доказательству объективной реальности, а на противоположной ей абстрактной возможности, интересующейся не объектом, которому дается объяснение, а субъектом, который его дает. Настоящая концепция требует, чтобы данный объект был возможным, то есть его можно было бы помыслить. В этом случае никакая абстрактная вещь не будет мешать мыслящему субъекту, не станет для него преградой. Из этого следует, что Эпикура интересовал не объект сам по себе и не знание о природе, а пребывание в желанной «невозмутимости самосознания».

Очевидно, что при выборе либо необходимости, либо случайности невозможно избежать односторонности. Однако Маркс склоняется на сторону Эпикура, потому что целью эпикурейского отрицания необходимости были протест против механистического детерминизма и борьба за пространство свободы. Античный философ считал необходимость роком и был уверен, что она еще хуже, чем описывается в мифах о богах, милости которых еще можно добиться, обратившись к ним, в то время как рок – безжалостен и неумолим. Жить в его тени – значит быть в неволе судьбы. Поэтому эпикурейцы превозносили своего учителя за то, что он помог им «обрести свободу». Конечно, Маркс не опровергал необходимость, вслед за Гегелем он признал рациональность природы и попытался окончательно разрешить вопрос о ее взаимосвязи с необходимостью.

Отклонение от прямой линии – это свобода воли

Движение атомов с отклонением является особенностью эпикурейской философии, в этом состоит ее основное отличие от натурфилософии Демокрита. По мнению Маркса, закон отклонения атомов от прямой линии возник в учении Эпикура неслучайно, а, напротив, имел для него определяющее значение. Он покончил с господством слепой механистической необходимости, так как нарушение заданного движения есть проявление свободы воли (1962. Т. 29. С. 170).