В году тринадцать месяцев

В тот вечер они исходили полгорода, а потом сидели на лавочке на бульваре Танкистов. Говорили о пустяках, о том, что слишком доверчивое человечество спит себе и даже не подозревает, что двое ловких сообщников из пединститута под покровом ночи устроили новый передел мира.

…В трубке раздался встревоженный голос.

— Что?.. Какой лист?

— Я спрашиваю, это ты бросил в почтовый ящик кленовый лист? Нет?.. Ну, ладно, пока.

— Постой. Алло! Ты откуда звонишь?

— Из своей телефонной будки… что около нас.

— Иди по бульвару Танкистов в мою сторону. Я тебя встречу.

— Ладно, — нехотя протянула Ирина.

Выходя из дома, Ирина надела черную прямую юбку и любимый черный свитер. А косички так и остались: поленилась расплести и сделать прическу. Но, собственно говоря, косички — тоже прическа. Стильная, причем. В сочетании с любимым свитером просто что надо. В нем Ирина казалась особенно тоненькой и хрупкой, совсем девочка, потому что свитер был грубошерстный, крупной вязки, тяжело обвисал на одно плечо, немножко перекашивая фигуру, одним словом, свитер просто кричал, что хозяйка небрежно относится к своей одежде и единственно, что ее украшает, — это молодость.

Ирина добросовестно шла навстречу Игорю. Но разве она виновата, что ее завлек новый аттракцион в парке — огромное колесо обзора, спроектированное архитекторами на самом высоком месте, чтобы с верхней точки можно было видеть город на все четыре стороны.

Колесо тащило люльку. «Почему я свернула в парк? — с непонятным восторгом подумала Ирина. — Ведь он обидится. Почему?» И тут же ответила себе: «Захотелось, и все! И все!» Ей очень понравился этот ответ, и она засмеялась. Ей вообще нравилось, что она такая независимая от других людей. Захотела, и все! Пусть Игорь подстраивается под нее, пусть все подстраиваются, а она будет независимая и будет всегда поступать, как ей захочется.

Она вверху! А они все там, внизу. Сколько их и какие все маленькие! Где-то там остался маленький дядя Федя, маленькая Татьяна Осипова с двумя совсем крошечными бутылками кефира, маленькая мать, Игорь.

Ирина вдруг подумала, что это не обман зрения, люди в самом деле такие маленькие, за исключением тех, которые умеют подняться над землей, над людьми, как ее отец. Только он поднялся слишком высоко, и поэтому его последним жильем стала груда исковерканного металла. Последнее отцовское жилье. Так можно будет назвать стихотворение. Жизнь отца легко перекладывается в стихи.

«До сих пор тоскливые ангары»…

Что это?

Первая строчка!

Когда люльку потянуло вверх на второй круг, появилось уже четыре строки. Ирина прокричала их прямо в небо, чтобы услышать, как они звучат:

До сих пор тоскливые ангарыЖдут своих героев на рассвете,Но летят военные ИкарыПо маршруту город Η — бессмертье!

2

Ирина смотрела на портрет отца и слышала свои собственные стихи.

Самолет летит в ночную тьму,Путь войны под звездами верша.Прожекторы шарахнулись к нему.Не два луча, а два ножа…

Странно это все-таки. Родиться после войны, а стихи писать о войне и даже сны военные видеть. Вернее, не сны, а один сон. Он Ирине очень часто снится. Он всегда начинается с гула самолета. Потом одиночный выстрел зенитки. Потом лай зениток. Беспорядочно шарящие по небу прожекторы и самолеты, самолеты, пока прожектор вдруг не метнется вниз за падающим самолетом, за самолетом отца. В этом месте Ирина всегда просыпается. Она садится на диван и смотрит на портрет, слегка освещенный светом уличного фонаря. А ей всегда в первую секунду кажется, что это прожектор, высвечивавший падающий самолет, выхватил вдруг портрет отца.

Сон всегда почему-то кончается на одном и том же месте. И всегда Ирина просыпается на одну секунду раньше, и падающий самолет в ее снах так никогда и не успевает долететь до земли.

Ирина вглядывается в знакомые черты лица, на короткое мгновение ей кажется, что она видела отца живым, трогала его генеральские погоны. Но нет, это только фотоаппарат последний раз видел его живым. Это только память увеличительных стекол.

3

Дядя Федя пришел усталый с выездного спектакля. Стянул пиджак и прицепил его на гвоздь в передней. Проходя мимо комнаты Ирины, постучал. Он знал, что Ольга сегодня вечером на дежурстве, и собирался о многом поговорить с ее дочерью. Вообще-то он собирался ей сказать всего-навсего, что они с Ольгой решили объединиться…

— Ирина, ты дома? — спросил он через дверь.

— Дома.

Она высунулась и выжидательно замерла.

— Там, по-моему, тебе опять письмо.

— Письмо?

— Осеннее, — он ей улыбнулся, — желтое.

— Кленовый лист? Да?

Только когда ей пришло «по почте» второе кленовое письмо, она догадалась принести его к себе в комнату и поставить в голубенькую вазочку. На другой день она опять нашла в почтовом ящике необычное послание. А сегодняшнее, наверное, будет уже десятое или одиннадцатое.