В горе и в радости

— Да как у тебя язык повернулся! — У нее затряслись руки, и снова нахлынул тот страшный кошмар, когда она — это произошло почти год назад — не знала, выживет Корд или нет. — Я люблю тебя. Как можно думать, что смерть лучше жизни?

— Посмотри на меня. — Это звучало как приказ, а когда Стейси не повиновалась, он впился пальцами в ее хрупкие запястья и выкручивал до тех пор, пока их взгляды — взгляд испуганного кролика и ледяной взгляд удава — не встретились. — Посмотри на меня, Стейси, — повторил он властно и вызывающе, — смотри и отвечай, что ты чувствуешь: любовь или жалость?

Подчинившись, Стейси не сводила с него глаз. Выздоровление явно затянулось: он сильно исхудал, шоколадный загар побледнел. Но худоба даже шла ему, подчеркивая его природную красоту. Благородное лицо, широкие плечи, крепкие руки — ни о какой жалости не могло быть и речи. Но когда взгляд скользнул по длинным мускулистым ногам, которые однажды отказались служить ему, Стейси все же вынуждена была признать, что перед ней калека.

Ее сердце разрывалось от такой несправедливости: приковать Корда к инвалидной коляске — все равно что насильно заточить в клетку дикого и гордого красавца хищника. И эта душевная рана не могла затянуться, потому что Стейси обожала мужа.

— Я люблю тебя. Корд, — твердо сказала она.

Тяжело вздохнув, он отпустил ее и, не скрывая тихой ярости, схватил стакан с соком, словно собирался расколотить его вдребезги. Стейси положила руку ему на плечо и ощутила, как оно напряглось.

— Корд, ты должен поверить в то, что снова будешь ходить. У нас есть надежда: ведь последняя операция принесла определенные результаты. Просто выздоровление идет медленно, и пока рано показываться врачам. Нужно время, чтобы процесс пошел дальше.

Наклонившись к нему, она уловила во взгляде уже ставшее привычным безразличие.

— «Результат незначительный. Простите, но, возможно, придется приготовиться к самому худшему», — напомнил Корд слова врача и высвободил плечо из-под ее ладони. Он нажал на тормоз и отъехал от стола. — Скажи Марии, что я не голоден.

— Корд, ты должен поесть, — пыталась настоять Стейси, глядя, как он перебирается в гостиную.

— Я никому ничего не должен, — не оборачиваясь, ответил он.

Стейси бросилась было следом, но затем, понуро опустив голову, вернулась. В их ожесточенном споре вылились раздражение и боль, накопившиеся за год, с тех самых пор, когда, покидая ранчо своего друга, Корд сел в самолет, у которого при взлете отказал мотор.

Отец Стейси погиб в авиакатастрофе на частном самолете, а она тогда уцелела. Воспоминания о той аварии терзали ее, когда она летела в Сан-Антонио, не зная, застанет ли Корда в живых. Она провела в больнице несколько дней, пока врачи боролись за его жизнь. Их первой заботой было остановить внутреннее кровотечение и зашить страшные раны, чтобы вырвать его из лап смерти.

Предстояла серьезная и сложная операция, затрагивающая центральную нервную систему, но Корд был настолько слаб, что ее решили отложить, пока он не окрепнет. В то время Стейси была слишком благодарна врачам, чтобы не согласиться с их мнением, — обретя мужа, она избегала риска вновь потерять его, теперь уже на операционном столе.

Доведись ей опять выбирать, Стейси поступила бы точно так же. Операция недавно все же прошла. Учитывая, что в ногах появилась чувствительность, ее можно было считать успешной, хотя способность передвигаться не восстановилась.

Доктора считали, что дальнейшее выздоровление зависит от общего состояния организма и лучшими лекарями станут время и надежда. Однако последнее обстоятельство Корд явно недооценивал. Он не был убежден, что все наладится.

Прошел почти целый год, и вера иссякла совсем. Он ожидал от операции немедленного результата. Возврат чувствительности ног» при полной их неподвижности не прибавил ему бодрости. После очень активного образа жизни Корд вынужден был все время проводить в инвалидной коляске, и чем туманнее была перспектива полного исцеления, тем горше становилось у него на душе. Он выплескивал эту горечь на близких, и Стейси доставалось больше всех.

Каждый раз, отражая его нападки, цель которых состояла в том, чтобы лишить надежды и ее, Стейси спрашивала себя, а хватит ли сил, чтобы держаться и дальше. Усталость последних месяцев давала себя знать.

Вздохнув, она принялась за кофе.

— Стейси! — внезапно окликнул ее мужской голос.

Подняв глаза, она улыбнулась гостю. То было лишь бледное подобие обычного радушного приветствия.

— Здравствуй, Трейвис. Я не слышала, как ты вошел. — Извинившись, Стейси жестом пригласила его сесть напротив. — Давай выпьем кофе, — Я видел на веранде Корда. Он присоединится к нам?

— Трейвис Маккри пригладил серебристую прядь, единственную в копне темных волос, и опустился на стул.

Пока Мария расставляла тарелки, у Стейси была возможность избежать расспросов о том, как идут дела. Мария неодобрительно поглядела на опустевший край стола и обратилась к хозяйке:

— А где же мистер Корд?