– Мне ни к чему, – неожиданно пафосно возвестил Аблярсов. Как-то сразу стало очевидно, что родом он из Средних веков и экзальтированную манеру речи усвоил раньше буднично-разговорной. – Я пошел на это, если угодно, из любви.
– Из… чего? – Митькин удивленный вопрос прозвучал неожиданно нормально в этой атмосфере шизы. – К кому это такая… эээ… сильная любовь?
– К сыну, – просто ответил лев.
– Что? – не выдержав, просипела Карина и, изловчившись таки пнула его. Шарик снова обжег кожу, но ей было уже почти все равно. – Какого сына? Которого даже похоронить не удосужились? Да вы даже не тварь, вы хуже твари…
– Гришка был ошибкой от начала до конца, – с досадой ответил Петр, встряхивая девочку. – Но я тогда только что потерял Элоизу… Вам не понять. Нечасто встретишь женщину, до последней клеточки повторяющую любовь многовековой давности. Да еще и, гхм… только что излечившись от увечий… на что ушли опять же века. Сотни лет поисков и всего тридцать лет вместе. Мать Григория помогла мне справиться с болью потери, но вот его появление было совершенно не к месту и не вовремя. Ему вечности только и не хватало, – неожиданно сварливо закончил он патетический монолог. Секунду помолчал и продолжил: – Бессмертие – для моего старшего сына. Это его мы ждали, а не теряли время, как ты предполагал. – Он усмехнулся Митьке. – И это его катер только что причалил к острову. Готовься, мальчишка. Откроешь нам тропу в Трилунье. И, если твой рыцарский дух так же силен, как ярко возмущение в глазах… То, возможно, ты ее заменишь в Иммари. Ну что ты, я же обещал тебе всего лишь шанс.
Но прежде чем кто-либо успел хотя бы шевельнуться, одно из окон распахнулось, оказавшись дверью, и в помещение вошел Антуан. Их несостоявшийся гостеприимный хозяин. Или состоявшийся очередной враг?
Он оторопело замер и оглядел жутковатую композицию с окровавленным Рудо и явно взятой в заложники Кариной. И своим отцом в качестве основного агрессора.
– Что… что тут происходит? – выдавил он. – Папа, что ты делаешь с моими гостями? Что значило твое сообщение? Это вообще… что?
– То, о чем я твердил тебе последние годы, сын! – сообщил Петр. – То, о чем я так долго мечтал. Для тебя!
Значит… близкий родственник, за телом которого Антуан приезжал в Вильнюс, был Григорий. Пазл в голове начал складываться так стремительно, что, казалось, слышен был шорох деталей. «Антошенька»! Григорий же упоминал его имя. Хотя как, интересно, они могли связать «Антошеньку» и «Антуана», особенно учитывая, что последний лет на тридцать старше Григория? Не самая обычная разница между братьями.
– Ты говоришь о вечной жизни, отец? – осторожно осведомился Антуан.
– Да, сын! Это реальность, хоть ты мне и не веришь.
– Сейчас я во все верю, папа, – голосом, напоминающим Арнохин, проговорил писатель. – В то, что ты лев-оборотень, проживший девятьсот лет. Вижу все своими глазами и уверен: они не лгут. Только, пожалуйста, придай себе чуть более человеческие очертания. И выпусти девочку.
Карина не видела старшего Аблярсова, потому что прижималась затылком к его груди, но что-то он, видимо, сделал. Потому что по ощущениям стал менее грузным и давящим. Но ее не выпустил.
– О нет, она нам еще понадобится! – ответил он сыну. – Она – залог твоей вечности, которую ты проведешь со мной, сын. Мой сын… и Элоизы.
– Но я совершенно не хочу вечной жизни, – устало ответил Антуан.
– Все хотят вечной жизни! – воскликнул Петр. – Ты богат, ты можешь наслаждаться этим долгие, долгие, бесконечные годы.
Младший Аблярсов (нет, все же Абеляр. Русская фамилия в мыслях Карины навеки прикипела к Григорию) вдруг грустно усмехнулся и потер лицо ладонями. Это был жест усталого, невыспавшегося человека. Но когда он убрал руки, то улыбка его была мягкой и… счастливой, что ли.
– Пусть этим наслаждаются мои дети, – мягко ответил он, – и внуки. Твои, папа, правнуки. Вечно будут жить они, не все сразу, но один за другим. Умножать это самое богатство и тратить. Заводить собственных детей. Я хочу прожить столько, сколько уготовано мне Судьбой, Богом и матерью-природой, а потом остаться в их памяти. И если существует иная, истинно вечная жизнь, то я, возможно, встречу там Цецилию.
– Кого? – удивился Петр.
– Мою жену, папа. – Теперь и в голосе Антуана прозвучала нотка досады. – Мы были женаты почти сорок лет, но недавно ее не стало. Ты не помнишь, как звали мать твоих внуков? А внуков-то по именам?.. Эх… Отпусти ребенка, хватит валять дурака, отец! Господи боже! Новый год ведь…
Он вытянул руку, показывая, что на его механическом турбийоне обе стрелки подошли к двенадцати. В часах заиграла нежная мелодия. Но в этот момент старший Аблярсов словно снова увеличился в размерах и массе.
– Не хочешь? – процедил… нет, прогрохотал он. – Тогда зачем это мне? Пусть сдохнут все!
И прямо перед глазами Карины мелькнула старческая рука, на глазах увеличиваясь, обрастая кривыми, почему-то все еще окровавленными когтями.
– Падай, – вслух заорал, не парясь о мысленной связи, Арно.