В городе Ю. : Повести и рассказы

Особо мы с Ромкой куражились над предметом, который он нам в академии читал: «Футурология войны». Теперь об этом во всех Домах культуры бубнят, но тогда это было «сов. секретно»: развитие интуиции, биолокация, ориентация своей энергии по меридианам, подключение к информационному полю.

— Отключились?

— Отключились!

Так мы с Ромкой говорили, с алехинских лекций выходя.

И что совсем уже приятно — старого знакомого здесь встретил. Маркел! Мы с маман в коммуналке жили, правда, был у нас один-единственный сосед, но зато какой! И так упорно в нашу жизнь лез, что я однажды не выдержал: «Простите, маман, но не мой ли это отец?» — «Как вы могли подумать? (Мы с маман исключительно на «вы» были — аристократическое воспитание!) Ваш отец — инжэнэр!»

Портрет «инженера» этого, покойного Петра Васильевича Познанского, в форме капитана первого ранга в рамке стоял у нас, но как-то я его не ощущал. А Маркел — вот он тут! Буквально каждый праздник нажирался и босой — особенно по снегу любил — с баяном по нашей улице шел. Но при этом, что интересно, был строгий моралист. Все разговоры вел исключительно об этом — но только с осуждающих позиций.

— Вхожу я к ей — а ее собака сзади жарит, сенбернар ее!

— Кого? Анну Ермоловну?

— Ну, а кого еще-т?

— Не может этого быть! Анна Ермоловна…

— Много ты в жизни видел! Да за такое к стенке надо прислонять! А у нас — семь лет дают, больше не дают!

Где он и эти семь лет надыбал, тоже неясно: может, в статье «Издевательство над животными» — но стоял крепко.

Вот такой «отчим»! Но при этом, что интересно, благодаря исключительной своей злобности лучшим сдаточным мастером был на верфи: кому попало «Саркофаг» не доверят!

Другая его страсть: искусство! Сколько десятилетий он подводные лодки выпускал — все это время считалось необходимым малевать в кают-компаниях родные пейзажи для усиления тоски по Родине. Грустные осенние рощи, разливы рек ее, подобные морям… Маркел и тут мастером был. Конкурентов всех доносами загрыз — за «формализьм» и прочие грехи. Меня с малых лет на натуру брал. Поэтому и вырос я таким меланхоликом, очевидно.

Перед самой сдачей «Саркофага-2» Маркел вдруг обнародовал сенсацию: издана статья в кодексе — тому, кто с другой стороны подойдет к бабе, даже к жене… «семь лет дают — больше не дают»!

Ромка, наш главный борец за права человека, дико завелся:

— Что за чушь вы городите? В стране демократизация полным ходом идет, а тут!..

— Вот ее и надо остановить, твою демократизацию! — Маркел говорит.

— Ну, знаете!

Тут я неожиданно для себя тоже сторону Маркела принял… Ромка только что как раз о своих подвигах в общежитии рассказывал — и вдруг!

— Надо будет новый кодекс найти,— озабоченно говорю.

— Да что вы городите?!

И когда мы лодку буксиром выводили с завода, Ромка метался между леерами надстройки, а мы застыли, как изваяния, на корме буксира, и я пальцами цифру «семь» показывал, а Маркел — решетку.

Где-то на траверсе островов Зеленого Мыса вызывает меня Алехин в свою каюту. Прихожу.

— Прибыл по вашему приказанию!

— Садитесь… Хотите коньякнуть?

— Здесь?

— К сожалению, на завтрак у Тиффани не могу вас сейчас пригласить.

Тонко улыбаемся. Сажусь.

— Ну… за вашу первую звездочку…

— Служу Советскому Союзу!

— Ладно… здесь этого не будем… Скажите лучше (?!?), как умерла ваша мать.

Неслабый вопрос. Меня так и кинуло, без всякой качки. Как умерла? Как жила, значит, не интересуется,— как умерла?

— А вы… знали ее?

— …Н-немного.

Тоже — неслабый ответ. Рассказал. Последние три месяца не могла лежать, могла только сидеть, обнимая спинку стула. Так и умерла. И особой толпы из прежних многочисленных ее поклонников вокруг не наблюдалось. Только Маркел.

— …М-да. Ну хорошо (?!?). Вы свободны.

Однажды у берегов Африки выкинули буй с телеантенной. Судьбоносный момент для всего человечества: прибытие Генерального секретаря ЦК КПСС, генералиссимуса Леонида Ильича Брежнева в Лгону, столицу недавно освобожденного африканского государства. Смотрим на экран. Спускается наш Ильич с трапа самолета, даже изображение от испуга слегка трепещет. Белозубо улыбаясь, его встречает теперешний правитель, известный людоед-демократ. Наш Мбахву, свергнутый царь, сидя с нами в лодке, изрыгает хулу перед экраном на древнем языке.

Потом изображение исчезает. Следующий кадр — колонна черных лимузинов, в первом — людоед, во втором — наш Ильич, стоя, вяло машет рукой. Черные лица по обочинам… поворот. И тут — колоссальный ляп местного оператора: мы видим внутренность машины, и под Самим, раскорячась, стоит на карачках наш Геныч, подпирая его зад лысой головой, с трудом удерживает на крутом повороте!

— Геныч! Геныч наш! — заорали.

С Лениным в башке и Брежневым на голове!

Убыл наш вождь и учитель из Африки, но нам почему-то было велено стоять.

Потом поняли, почему!

Завывание сирены, мигание синей лампочки; сваливаешься с койки и — ногами вперед из отсека в отсек!

Врубаешь пульт:

— К связи готов!

Сколько готовым быть — неизвестно. Из-за щита вытягивается колода карт — я, Ромка, старшина системы Загорулько. И вот — первое счастье за много лет:

— Мизер!