В грозный час

— Снарядов полный боекомплект, патронов тоже. Танк исправный. Взяли ящик гранат Ф-1, — деловито перечислил младший лейтенант. Помедлив, добавил: — Только, думаю, не прихватить ли еще?

— Возьмите. На всякий случай.

Бирюков вызвал из танка младшего механика-водителя, послал его за вторым ящиком гранат.

…Когда над вражескими позициями смолкли разрывы, десять танков нашего батальона — два KB и восемь тридцатьчетверок — с пехотой на броне пошли вперед. Первым двинулся KB комбата, за ним — ваш. Тридцатьчетверки следовали чуть сзади.

Гитлеровцы открыли огонь сразу, едва батальон начал движение. На дороге и рядом с ней стали рваться снаряды. Но огонь этот был уже не столь мощным, как во время первой атаки.

Через триплекс хорошо видна комбатовская машина. Она легко, будто и не весила сорок семь тонн, перемахивала чераз воронки, делала стремительные повороты, уклоняясь от встающих на пути разрывов. Но один из снарядов все же угодил в ее башню, срикошетил, высек сноп искр.

— Ну погодите, сволочи, — выругался кто-то из нашего экипажа. По голосу я узнаю командира башни старшину Осташкова. Наверно, он сейчас приник к прицелу, выискивает цель, чтобы послать в нее очередной снаряд. И точно — пушка гулко ахнула, лязгнула выпавшая из казенника гильза.

— Куда стреляешь, Осташков?

— Да вроде противотанковое орудие заметил, — не сразу откликнулся тот.

— А ты на «вроде» снаряды не трать! — Это сказал Бирюков. — Бей точно. Прогалину в деревьях видишь?

— Справа?

— Да. Оттуда бьют. Ответь им…

В эфире — сумятица всевозможных звуков, но сквозь нее прорываются голоса командира 2-й роты лейтенанта П. З. Сергеева и командира 3-й роты лейтенанта И. В. Калмыкова. У Сергеева голос высокий, почти мальчишеский. У Калмыкова густой бас. Оба докладывают об обнаруженных целях. Комбат нервничает:

— Открывайте огонь. Чего медлите?

За поворотом дороги местность пошла ровная. Разрывы снарядов начали вырастать уже ближе к танкам. И невольно подумалось о пехотинцах, которые сейчас, прижавшись к стылой броне, теряют от осколков одного человека за другим…

Наш танк снаряды пока еще минуют.

— Петровский! Как бы на мину не наскочить. Смотри в оба, — приказывает механику-водителю Бирюков.

— Смотрю, — откликнулся Петровский. И в этот момент перед танком рванул снаряд. По лобовой броне застучали осколки. Но разве этим мощный KB остановишь?

В лесок влетели с ходу. Пехота сразу спешилась, ворвалась в траншеи противника. А танки начали давить уцелевшие орудия.

Одна из пушек небольшого калибра успела выстрелить по нашей машине почти в упор. Крепкую броню KB снаряд пробить не смог, только больно брызнули в лицо осколки окалины да резкий, сухой звон на какой-то миг оглушил нас. В ответ мы полоснули из обоих пулеметов. Гитлеровцы кинулись от орудия врассыпную, но некоторых Петровский все-таки успел подмять.

— Дави их, Петровский! Дави! — кричал Бирюков, и, ломая мелкий березняк, наш танк начал перепахивать окопы.

В этот момент в танк угодил еще один снаряд. В наушниках — странная тишина. Не сразу дошло, что вышла из строя рация.

— Бирюков!

— Слушаю.

— Рация отказала, следи за танком комбата.

— Ясно, — ответил тот. И тут же Осташкову: — Слева штабная машина. Бей!..

Непросто довернуть пушку среди деревьев. Но Осташков все-таки приноровился, выстрелил и тут же закричал:

— Есть! Кудрявцев, еще осколочный…

Когда с гитлеровцами в лесочке было покончено, батальон устремился по дороге к Ильенкам. Фашисты расчистили ее широко, накатали как следует. Для себя готовили. Вот теперь и бежали по ней. Бежали налегке, прытко. Но мы все же доставали их пулеметным огнем и гусеницами. Некоторые гитлеровцы бросались с дороги на обочину и, утопая в снегу, строчили из автоматов, надеясь попасть в смотровые щели танков; другие покорно поднимали руки.

А вот и дорога направо — на Коркодиново, по которой батальону предстояло наступать дальше. Со стороны деревни ударила вражеская артиллерия. Снаряды ложились кучно. Шедшая впереди нас тридцатьчетверка вдруг стала круто забирать вправо, в кювет; над ней показался черный дымок. По номеру успел определить, что это танк из роты лейтенанта Калмыкова. Неужели погиб экипаж? Нет, откинулся башенный люк, люди стали прыгать в снег. От сердца отлегло — живы. А как остальные? Где комбат? Связаться бы с ним по рации, но она молчит. А гитлеровцы сопротивляются все упорнее. Ясно, Ильенки и Коркодиново они нам легко не отдадут, сделают все возможное, чтобы отбить наши атаки. Вот снова артиллерию подтянули и еще один наш танк подожгли. А может, и не один…

— Бирюков! Посмотри назад! Как там батальон?

— Батальон продолжает наступать, — докладывает Бирюков. — Но три танка горят…

Уже три… Что ж, бой без потерь не бывает. И все-таки это много — три танка. Но где же комбат? Ага, вон он, танк комбата, в полусотне метров слева. Идет.

* * *

На окраине Ильенок потеряли еще один танк: он наскочил на мину. Но из деревни фашистов выбили. Часть их отступила в сторону села Березки, часть кинулась в Коркодиново.