В июне тридцать седьмого...

   — Какая чушь! — вырвалось у Григория Наумовича.

   — Молчать! — заорал Родос. Возникла долгая пауза. Следователь по особо важным делам отхлебнул из стакана остывший чай. — Следующий вопрос. — Теперь он говорил спокойно. — Когда в семнадцатом году вы вступили в сговор с руководством кадетской организации в Туле с целью перевести социалистическую революцию на рельсы буржуазной?

Григорий Наумович Каминский не смог сдержать короткий смех.

   — Ну, это уж совсем бред, — отсмеявшись, сказал он, одновременно подумав: «Значит, материалы на меня у них собраны давно».

   — Бред, говорите? — Родос многозначительно молчал. — Вы отрицаете свои встречи накануне Октября с лидером тульских кадетов, редактором газетёнки «Свободная мысль» господином Мигаловым?

   — Не отрицаю. Только не встречи. Была всего одна встреча, и я о ней, вернее о нашем политическом споре, опубликовал статью в «Пролетарской правде». Мигалов мне ответил в своей газете. Возникла полемика...

   — Ах, полемика! — с насмешкой перебил Родос. — Накануне решающих боев? Дымовая завеса, чтобы плести сети против руководства большевиков в Туле...

   — То есть... — перебил Каминский, воспалённым мозгом понимая весь абсурд происходящего, но не в силах сдержаться, — против самого себя?

   — Вам не удастся, гражданин Каминский, — спокойно и убеждённо сказал Борис Вениаминович, — запутать следствие, факты о вашем преступном сговоре с тульскими кадетами у нас в руках!

   — Факты? — Он не смог подавить в себе наивного удивления. — Это уже интересно! Какие же?

   — Когда на покушение товарища Ленина, — голос Родоса звенел торжественностью, — мы ответили красным террором, в Тулу и в другие губернские города была послана директива Свердлова. Вы получали её, верно?

   — Да, мы её получили.

   — Прекрасно! — В руках следователя появился лист серой обёрточной бумаги, и Каминский узнал его... — Вот у меня в руках список расстрелянных тогда в Туле кадетов. Список скреплён вашей подписью. И в нём нет редактора газеты «Свободная мысль» господина Мигалова. Как прикажете это понимать?

   — «Свободная мысль» прекратила своё существование ещё в семнадцатом году... — Голову всё заполнял и заполнял горячий гул, и требовалось неимоверное напряжение воли, чтобы преодолеть его. — С Мигаловым я после единственной встречи в трактире Соборнова не виделся. Скорее всего, он уехал из Тулы...

   — Разумеется, уехал! — быстро, уже поспешно перебил Родос. — С вашей помощью! Уехал и объявился в Париже, где возглавил армию писак, поливавших нас грязью и гнусной клеветой. Притом в статейках господина Мигалова всячески обыгрывались факты и лица из тульской жизни в период с семнадцатого по двадцатый год. Через каких лиц, по каким каналам вы передавали информацию в Париж? — И следователь по особо важным делам сорвался на истерический ор: — Отвечать! Отвечать, белогвардейская сволочь!

   — Я не понимаю одного... — Если бы нашлись силы — вскочить и успеть вцепиться в ненавистное горло! Но сил не было. — Я не могу осмыслить...

   — Так, так! Уже горячо! — Родос обмакнул ручку в чернильницу. — Уже ближе к делу. Записываю...

   — Мне не хватает рассудка, чтобы осмыслить... Когда? Почему? Как?.. Как мразь, подобная тебе, и все вы проникли в аппарат, созданный Феликсом Эдмундовичем? Как это могло произойти?..

Он не успел договорить — оказывается, Борис Вениаминович был уже рядом. Металлический стек рассёк воздух, удар пришёлся по голове, задев ухо.

Каминский услышал вопль, исполненный боли и ужаса, и не понял, что это его тело исторгло его. Сильные беспощадные руки сорвали Григория Наумовича с белого табурета, он пролетел тёмное пространство пыточной комнаты, ударился о стену и стал тяжело оседать на пол, осознавая, что сейчас существуют отдельно его большое, в прошлом сильное, безукоризненное тело и душа или сознание, которые приготовились к сопротивлению...