В июне тридцать седьмого...

...После перерыва в Георгиевском зале в качестве «гостей» Пленума появились все руководители НКВД (Ежов сидел в президиуме): Фриновский, Курский, Заковский, Бельский, Берман, Литвин, Николаев-Журид. На Соборной площади, в переходах и тупиках Кремля возникла, как из-под земли, целая армада оперативных работников государственной безопасности...

После того как Пленум ЦК «закончил свою работу», заговорщики, оставшиеся в зале, были арестованы.

Только одному из них, Панасу Любченко, председателю Совнаркома Украины, чудом удалось вырваться из Кремля. Не заходя в гостиницу, он на такси домчался до Киевского вокзала, торопя водителя, с первым ночным поездом уехал в Киев, в полдень 26 июня 1937 года был уже дома... Панас Любченко застрелил свою жену, детей, застрелился сам, оставив записку: «Режим Сталина в нашей стране — это фашизм». Уцелел его старший сын — студент. Он после занятий раньше чекистов оказался дома, и посмертная записка отца оказалась у него. Уже в лагере, осуждённый на десять лет «исправительно-трудовых работ» как сын «врага народа», он рассказал своим товарищам по бараку о трагедии в его семье...

...Пятницкий и Каминский покинули террасу и спустились в тёмный сад, влажный от росы. Сквозь ветви яблонь виднелось тёмно-синее небо в редких звёздах. Душно благоухали ароматом цветов клумбы. Прошли по смутной дорожке, посыпанной песком. Остановились у белой беседки.

Да, прав оказался Ленин, знакомя их в 1913 году в Поронине: за прошедшие почти четверть века у них было много и встреч, и совместной работы, особенно в последние два года, когда Пятницкий из Коминтерна был переведён в ЦК и занимался партийными кадрами.

   — Надежда знает? — тихо спросил Пятницкий.

   — Ещё нет, — ответил Каминский. — Сейчас приеду домой — скажу.

   — А я не могу... — Голос Иосифа Ароновича прервался. — Моя Юлия... Не могу! Словом, пусть будет как будет... Узнает потом.

Неожиданный порыв бросил их друг к другу. Они крепко обнялись и так стояли молча несколько мгновений...

... — И вот что, Гриша! — Владимир Ильич был радостно возбуждён. — Мы затеяли с Иосифом замечательную прогулку к озеру Морское Око. Я уже там бывал. Сказочная дорога через горы, хотя и не из лёгких. Путь займёт весь день, вернёмся поздно вечером. Так вот, сударь, — Ленин с хитрым прищуром смотрел на Каминского, — не изволите ли отправиться с нами?

   — С удовольствием, Владимир Ильич.

   — И отлично! И просто замечательно! — Ленин нетерпеливо прохаживался по комнате. — Наденька нам провизию организовала, сейчас быстро попьём чайку и — в путь!

   — А в пути, — сдержанно улыбнувшись, — сказал Иосиф Пятница (его настоящая фамилия была Таршис. Таршис Иосиф Аронович), — никаких разговоров о политических делах. Иначе я не иду.

   — О политике ни полслова, обещаю! — засмеялся Ленин. — Любуемся горами, дышим полной грудью, физическая нагрузка — идём, идём, всё вперёд, всё выше! Ах, в какие дивные места я вас поведу! Впрочем, сначала на местном поезде мы добираемся до Закопане, путь к Морскому Оку начинается оттуда. А до поезда — полтора часа. Так что поспешим!

...Потом, много лет спустя и на пороге смерти, в своей одиночной камере на Лубянке, Григорий Наумович Каминский вспоминал во всех подробностях эту дальнюю прогулку, но особенно один эпизод из неё, как при вспышке молнии. Именно — при вспышке молнии!

Путь к горному озеру Морское Око был труден, долог, узкая тропа круто поднималась в горы, делая причудливые повороты, и вдруг открывался дикий, величественный пейзаж: крутой обрыв вниз, в густые заросли леса и кустарника, каменные утёсы, вздымающиеся к пасмурному небу, влажный ветер в лицо...

В скалы были вбиты железные скобы, за которые надо было хвататься, чтобы удержать равновесие, так узка была тропа, и шедший впереди Ленин часто говорил:

   — Осторожно! И не смотрите вниз.

Морское Око было одним из пяти горных озёр среди Татр, до него путешественники добрались во второй половине дня — за очередным поворотом тропы вдруг открылась внизу голубая сверкающая чаша, вправленная в обрывистые скалы — действительно Око...

Глаз было невозможно оторвать от этой волшебной и совершенной картины.

И тут внезапно, неестественно быстро стало темнеть, порывистый сильный ветер из-за вершин Татр вываливал, казалось, невидимой могучей рукой громады чёрных туч, они стремительно заволакивали небо. Вдруг оказалось, что и Морское Око уже погрузилось в тучи, только не чёрного, а серо-белого цвета. Всё двигалось, менялось, ураганный ветер гнул книзу кроны деревьев, волнами пробегал по густым кустарникам. Округа наполнилась шумом и стоном. Темнело всё больше и больше...

Первая ослепительная молния мгновенным зигзагом рассекла чёрное небо, и тут же оглушительный гром, многократно повторенный горным эхом, грохочущей колесницей прокатился вверху.

   — Сейчас ливанёт! — громко сказал Иосиф Пятница. — Смотрите, впереди навес, прямо горная хижина. И скамейка есть!

Они едва успели укрыться под скалой, которая надёжным каменным потолком нависла над ними, как рухнул ливень, и всё потонуло в его мощном однотонном гуле.