В интересах революции

Предчувствуя недоброе, Толик обернулся к комиссару. Русаков стоял спиной к паучьей норе и поплатился за свою неосмотрительность. Его шею и пояс обвивали два серых каната. Натягиваясь, они тащили комиссара внутрь. Томский рванулся на выручку. Он не стал возиться с паутиной, а протиснулся в нору. На смельчака уставились восемь зеленых глаз.

Паук втягивал выброшенную паутину и подтаскивал комиссара все ближе к себе. Толик прицелился, нажал на курок. Вместо выстрела раздался сухой щелчок — рожок оказался пуст. Пришлось снова использовать приклад. Удар расплющил монстру два глаза. Натяжение паутины ослабло, но сдаваться паук не собирался. Резко мотнув шарообразной головой, он оборвал паутину. Русаков выкатился из норы прямо под ноги Федора.

А вот Томскому пришлось несладко: выбив из рук автомат, паук прижимал его к стене пещеры. Давление на грудь было таким сильным, что Томский начал задыхаться. Он понял: у него в запасе всего несколько секунд, а его единственным оружием являются руки.

Не раздумывая, Толик погрузил пальцы в глаза паука. Чвяк-чвяк.

Пальцы нащупали что-то твердое. Паук раздвинул жвала. Клещеобразные отростки пробили ткань куртки. Томский не смог сдержать крика боли. Груди словно коснулись раскаленным железом. Бухнули выстрелы. Насекомое дернулось: хр-р-р.

Когда рассеялся пороховой дым и в пещеру вбежали Русаков, Федор и Банзай, твари и след простыл.

Прижимая руку к груди, Толик выбрался в туннель. Пауки, наступавшие со стороны Автозаводской, были слишком близко. На отступление времени уже не оставалось. Аршинов и Вездеход продолжали выпускать очередь за очередью, но остановить коричневую лавину были не в силах.

И тут затарахтел двигатель.

Окутанная сизыми выхлопными газами, из тупика выкатилась дрезина. Русаков и Федор запрыгнули на платформу. Сверкая белозубой улыбкой, Лумумба поддал газу. Комиссар с лязгом развернул пулемет. Бородач раскрыл ящик, выхватил бутылку с торчащей из горлышка тряпкой. Дрезина понеслась на пауков. Ураганный огонь пулемета смел сразу два ряда монстров. Остальные принялись разворачиваться, готовясь пуститься наутек.

Вслед убегающим паукам полетела бутылка с коктейлем Молотова. Ослепительная вспышка. Взрыв. Визг тормозов. Обугленные останки мутантов разлетелись в разные стороны. Они были повсюду: дымились на полу, висели, застряв в секциях тюбингов, свешивались с кабелей.

Федор достал из ящика фанату и спрыгнул на рельсы.

— Всем в укрытие. Лумумба, задний ход!

Толик с трудом вскарабкался на дощатую платформу и упал без сил, уткнувшись носом в черный китель фашиста. Дрезина въехала в тупик. Главный туннель содрогнулся от мощного взрыва. Через минуту пришел грязный, но довольный Федор. Снял треух, пригладил всклокоченные волосы.

— В туннеле этих тварей не видать, а дыру я надежно запечатал. В общем, раненых и убитых нет, а пара бутылочек самогона у меня найдется. В полку-то как-никак прибыло.

— Не слишком-то веселись, — мрачно заметил Русаков. — Пост надо выставить. Пауки пауками, а мы столько фохота наделали, что дружки товарища Москвина могут в любой момент с проверкой нафянуть.

— И все-таки хлебнуть после такого потрясения не помешает. — Аршинов уже приготовил посудину для самогона. — Пост поставим. Но сначала… Выпьем по кружке, ну, ладно, по две. А где две, там и три. Никто ж напиваться не собирается!

Толя залпом проглотил свою порцию. С удовлетворением отметил, что рана жжет не так сильно. Попросил налить еще. Отпустило. Кто знает, может, они и не ядовитые… Если с ним ничего не случилось в первые минуты после укуса, значит, все в ажуре. Поболит и перестанет.

Спасенные чернокожие на выпивку особо не налегали. Зато котелок с супом выскоблили ложками до блеска. Русаков тактично дождался, когда новенькие утолят голод.

— Ну, рассказывайте, товарищи. Кто такие и откуда будете?

Негры переглянулись. Встал самый рослый. Красавец с рельефной мускулатурой, телосложением напоминавший древнегреческого бога. Застиранные джинсы и рваная ковбойка в черно-белую клетку явно были ему малы. Как и вьетнамки, в которых с трудом умещались большие ступни. Брови сошлись на переносице, а на гладком лбу пролегли отчетливые морщины. Вспоминать прошлое ему, как видно, не очень хотелось. Говорил он с легким, приятным для слуха акцентом.

— Наши родители были студентами института Дружбы народов. Мы в Москве почти всю жизнь, кто с пятилетнего возраста, кто с семилетнего. Жили колонией, может, слышали, называлась «Маленькая Африка», недалеко от Беляево. Потом пришлось уйти… Родители погибли. Мы скитались по метро. Где только не пробовали жить. Везде оказывались чужими. Где-то на нас просто косо смотрели, чаще — советовали убраться, чтобы не нарываться на неприятности. Недавно решили пробираться в Полис. Говорят, там не придают значения цвету кожи. По пути напоролись на фашистов. Бежали от них и нарвались на пауков. Всего нас было восемь. Остальных пауки убили. Дальше вы знаете. Я — Пьер. Это — Рафаэль и Жан-Батист. Спасибо вам за помощь и угощение. Мы не станем обузой и сразу уйдем.