В Иродовой Бездне (книга 1)

На следующее утро, оставив у них вещи, Лева раньше всех отправился в путь. Падала мелкий снежок. Зима вступила в свои права. Километр за километром бодро шагал Лева. Но скоро он убедился, что идти пешком зимой и идти пешком летом – большая разница. Зимняя одежда – лишний груз, быстрее устаешь, валенки трут ноги. Первый день Лева прошел сравнительно легко, но на ногах уже были натерты мозоли.

Когда стало темнеть, он остановился на ночлег в небольшом селе, расположенным у дороги. Его пустили ночевать пожилые крестьяне, муж с женой. В избе было тепло, чисто. Перекусив, он достал Библию и стал читать.

– Что читаешь? – заинтересовался крестьянин.

– Библию?

– О! Говорят, святая книга?

– Да, святая, – ответил Лева и прочитал несколько строчек.

Крестьянин и его жена слушали внимательно, вздыхали.

– Вот попы нам правду не говорили, ,– сказала старушка. – Пьянствуют они больно много. Мы уже последнее время с мужиком и в церковь не ходили. А про настоящую веру Христову так и не слыхали.

– А здесь у вас нет ли баптистов или евангельских христиан? – спросил Лева.

– Нет, не слыхали, – сказал крестьянин. – Темные мы люди… Перекрестившись на угол, где виднелась закопченная икона, он полез на печку спать. Лег на лавку и Лева. Перед сном он молился: «Господи! Ты видишь, сколько еще деревень, сел находится в полной тьме. Пошли свет Евангелия, Твое спасение многим».

Сердце Левы ожидало тепла и света не только для себя, но и для других, для народа, среди которого он жил и путешествовал.

Старушка потушила лампу. Где-то заунывно трещал сверчок. В трубе зловеще выл ветер. Надвигалась зима – морозная, снежная. Страшная, беспросветная ночь. Неужели эти молитвы о пробуждении русского народа, о свете Евангелия, мира и любви, останутся не услышанными? Неужели и впереди будет бесконечная, беспросветная ночь?

– Нет, – твердо решил Лева. – За ночью следует день. Молитвы будут услышаны. Прекрасное, солнечное – впереди.

Глава 46. Темнеет (Красноярск)

«Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину…»

Евр. 19:5

Еще было темно, когда хозяйка встала и начала хлопотать у печи. Проснулся и Лева и сразу стал собираться в дорогу.

– Ну, покушай сынок, – сказала старушка, ставя перед ним кружку молока.

Перед едой и после нее Лева открыто молился. С удивлением смотрели на него крестьяне. Такой молитвы они в жизни не слышали. Заплатив за ночлег и молоко, Лева распрощался с хозяевами и вышел.

Моментально почувствовал он мороз.

В Сибири морозы наступают как-то сразу сурово. Уже рассветало. Небо было серым от туч. Местами ветер надул сугробы. Лева шел и шел, размышляя, вспоминая, иногда внутренне возносился душой и сердцем к небу. Хотелось бы скорее добраться до своих, немного отдохнуть и двигаться дальше, чтобы потом где-то перезимовать. Путешествуя уже много месяцев, Лева чувствовал не только физическую усталость, но и какое-то внутреннее утомление. Ведь так часто его путь требовал напряжения, риска, и только силы Неба укрепляли его бесстрашно двигаться вперед.

Несмотря на эту усталость, у него и мысли не было вернуться на Волгу, к матери, жить так, как живут все.

Дорога шла то в гору, то под гору, то приближалась почти к берегу реки, идя через тайгу, то уходила в сторону через покрытые снегом поля. Он останавливался, иногда присаживался на ствол упавшего дерева, закусывал и потом опять шел и шел. К вечеру стали страшно болеть утомленные, растертые ноги. Мороз крепчал, не было никаких признаков того, что город близко. Но он все, более напрягал силы, надеясь хоть к ночи добраться до Красноярска.

И вот, наконец, на горизонте показался холм с видневшейся на нем башней. Лева знал, что эта башня стоит вблизи Красноярска, и ободрился. Потом послышались паровозные гудки, и вдали он увидел очертания окраины Красноярска. Совсем уже смеркалось, когда он, с трудом передвигая усталые ноги, напрягая волю, вошел в железнодорожный поселок.

По дороге встретилась знакомая сестра, та самая, у которой останавливался отец. Но что это? Она с каким-то испугом смотрит на него и делает вид, как будто не замечает. Поспешно идет в сторону. От страшного, непонятного предчувствия защемило сердце. По дороге ближе всего был молитвенный дом, и, хотя собрания не было, он решил зайти туда. Тяжело переступая через порог, Лева вошел в сторожку.

– Мир вам! – сказал Лева и опустился на табуретку.

– Ах, Боже мой! Ах, Боже мой! – воскликнула находившаяся там сестра, бледнея при виде его.

Он с недоумением посмотрел на нее.

– Лева, вы знаете, в доме той сестры, где вы оставили бумаги, был обыск. Взяли все, Вас ищут. Допрашивали всех: «Что за человек?» Катали на автомобиле маленькую девочку, угощали конфетами, все расспрашивали, какой это у них дяденька был.

– Пойду, скажу брату, что вы пришли. Она поспешно оделась и выбежала. Лева опустил голову на руки. Он страшно устал, был голоден, болели ноги.

Вошел брат.

– Дорогой брат, – сказал с дрожью в голосе сильный пожилой мужчина. – Я обещал, что как только увижу вас, пойду сообщу им.