В Иродовой Бездне (книга 1)

Отец в молитве горячо вспоминал свою любимую семью, жену, детей, с которыми в этот момент незримо сердцем были вместе. Сестра благодарила Бога, что Он удостоил под ее кровом видеть встречу отца и сына. По обычаю гостеприимства она тут же стала хлопотать о чае, усаживая обоих к столу.

– Как же твое здоровье, папа? – спросил прежде всего Лева.

– Слава Богу, все обошлось. Думали брюшняк, но оказался паратиф. Организм быстро справился с этим недугом. Вот слабость пройдет, и начну работать опять.

– А ты за эти годы много уже путешествовал по Сибири?

– Да, пришлось немного. И Канск, и Шиткино, и Бугучанский район. Ведь нас, ссыльных, на одном месте долго не держат. Как только хорошо устроимся, так снимают с работы и направляют дальше. Вот сейчас вызывали в Красноярск, живу здесь. А что будет дальше, один Бог знает.

Отец говорил все это бодро, радостно, как будто о самых приятных вещах, и в глазах его бегали отблески веселого, жизнерадостного характера.

Отца Лева знал не только в спокойные дни, но и в дни больших затруднений и печалей, в дни тяжелого 21-го года, когда он день и ночь работал среди больных, страшно уставал, но ни на минуту не терял бодрости. Дома он пел и часто с пением уходил на работу. Видел он отца и в большом горе, когда при смерти была мама и все прощались с ней. И тогда луч надежды не покидал отца. И теперь Лева видел прежнего отца, которого не сломили ни несправедливые обвинения, ни тюрьмы, ни ссылки. Он держал в руках сборник духовных гимнов и как прежде, запел громко, звучно:

PoetryДорогие минуты нам Бог даровал,Мы увидели братьев, сестер.А Иисус дорогой с нами быть обещал,

Дадим Ему в сердце простор!После чая отец предложил погулять.

– Погода стоит чудесная, – сказал он. – Люблю воздух, здесь места интересные. Взять хотя бы Столбы на Енисее. Что за горы среди зеленого моря! Чем-то напоминают Жигули.

Гуляя среди деревьев над каким-то оврагом, Лева рассказывал отцу о последних месяцах своего пребывания на Волге. О том, что побудило его поехать в Сибирь и в Среднюю Азию и об обстоятельствах жизни там. Рассказывал о дяде Пете, о Юрии и многих других близких родных.

Оторванному в ссылке от жизни близких отцу все было дорого, приятно, интересно. Он улыбался, расспрашивал обо всем подробно.

– Ну, Слава Богу, все хорошо, все живы, бодры, – говорил он, улыбаясь.

Вечером они пошли в молитвенный дом. Он находился недалеко от квартиры отца. Это был .длинный, бревенчатый, старый одноэтажный дом. Внутри все было просто и добротно. Толстые некрашеные большие скамьи, желтые от времени бревна стен, простая деревянная кафедра. Отец познакомил Леву с пресвитером, невысоким юрким человеком, с бородкой клинышком. Он наклонился к Леве и сказал: «После молитвы будешь говорить слово». Лева несколько растерялся, он не был готов к этому. Но молчать, когда предлагали говорить, он не мог. Вообще же нужно отметить, что Лева, где бы он ни бывал, старался быть менее заметным и как можно меньше участвовать в проповеди, так как его служение состояло только в посещении узников. И он понимал: чем меньше он будет выставлять себя напоказ другим, тем будет разумнее.

Большой дом наполнился народом. Это в основном были простые люди, – рабочее и служащие Красноярска. Их влекла сюда любовь Христова. Пресвитер произнес краткую молитву, и собрание началось. Первым гимном спели: «В край родной, в край». И раньше несчетное число раз слышал и пел этот гимн Лева в родной общине. Но теперь, когда он стал странником и пришельцем, гимн этот пелся по-особенному. От сердца лились слова: