– Знаю, я, – говорила сестра, – что его ждет та же участь, что уже постигла многих тружеников – тюрьма.
– А вы не предлагали мужу уехать, чтобы того не случилось?
– Нет, – ответила она. – Мы не наемники. Это наемник видит приходящего волка и бежит, а волк расхищает стадо.
– А вы не думали, что вам будет очень трудно без мужа?
– Вот об этом не думала. Я с юности уверовала в Господа и знаю: Он никогда не оставит. «Счастливая семья! – подумал Лева. – Они идут в ногу по жизни и сумеют во всем поддержать друг друга».
На следующий день Лева с передачами посетил находившегося в тюрьме, а потом отправился искать семью Карпенко. В небольшой, с одним окном и низким потолком, комнате его приветливо встретила жена Карпенко.
– Вы, конечно, тот брат, о котором мне говорил муж. Проходите, проходите, садитесь на наш единственный стул. Мы все время путешествуем, так что у нас почти ничего нет.
С кровати спрыгнули две девочки, лет семи и девяти. Они, улыбаясь, не спускали с него глаз. Над кроватью кисел текст. «Се Я с вами во все дни, до скончания века». Текст был покошенный, углы стерты, видно было, что он немало был в пути. У окна на гвозде висела скрипка. Лева уже слышал, что брат был большой любитель музыки и не расставался со своим инструментом.
– А где же ваш спутник? – спросил Лева.
– Скоро, скоро придет. Пошел работу взять. Он жестянщик, и работы всегда много.
– Ну, как вы, сестра поживаете? Не унываете в скитаниях? Скучаете, верно, по своей Белоруссии?
– Как же, брат, скучаем. Там и родные ведь, и община родная. Ну ничего, Бог с нами я в Сибири.
– А как же это вы решились ехать в Сибирь, да еще с двумя детками?
– А как же брат? Не годится мужа оставлять одного. Сослали его, пишет: тоскую. Ну я, недолго думая, и поехала.
– И говорят, вы все и здесь продолжаете ездить?
– Да, слава Богу. Муж мой такой неспокойный, везде ревнует о деле Божием. Ну и получается: Вот направляют нас в село, найдем квартиру, работа у мужа всегда есть. А вечером как начнем петь под скрипку, так вся деревня соберется. Он проповедует. Начальство сердиться, дальше гонит. Однажды вызвали его и говорят; «Мы тебя к медведям сошлем!» «А там люди есть?» спрашивает муж. – Отвечают: «Всего две избушки» – А он говорит: «Ссылайте, я и им должен проповедовать Христа». – «И вы поехали с ним?» – А как же, вместе поехали. Да дело-то было зимой, вот уже жизнь была! И в самом деле мы там медвежатиной питались.
– А вы ели медвежатину? – спросил Лева девочек.
– Ели.
– Вкусная?
– Вкусная.
– Ну, а потом, продолжала сестра, – гоняли нас, гоняли, и в Канск пригнали. Говорят, вроде мы здесь меньше вреда сделаем.
– Вы не ропщите, что у вас жизнь такая получилась? – спросил Лева.
– Нет, нет. Ведь Сам Христос сказал: «Меня гнали, будут гнать и вас».
Вошел Карпенко. Он был в самом веселом настроении. «Таких ссыльных мне и утешать нечего», – подумал Лева. После молитвы брат взял скрипку и стал ее настраивать.
– Сейчас мы тебе, Лева, споем приветственную песнь. Он играл и пел. Пели его жена и дети. Лева слышал эту песню впервые, и она надолго запомнилась ему:
– Войдите! – приветливо крикнул брат, прерывая пение. Вошел крепкий, приземистый человек, по лицу которого сразу можно было определить, что он татарин.
– Мир вам! – сказал вошедший.
– А, брат Сабиров! – сказал Карпенко, обнимая его.
– Слыхал, у тебя гость есть, хочу увидеть его, – говорил он, приветствуя Леву. – Слыхал, слыхал о тебе, будешь гостем у меня.
– Да мы еще не беседовали почти, – сказал Лева.
– Сиди, говори, а потом ко мне айда!
Лева провел у Карпенко несколько часов. Рассказывал ему об особенностях пребывания в тюрьмах различных заключенных, об их радостном настроении, о состоянии дела Божия во многих местах и пожелал ему быть горячим светильником до конца.
– Да, да, – говорил Карпенко, прощаясь. – Быть свидетелем Иисуса – это наше призвание. Нести свет миру – к этому мы призваны.