В Иродовой Бездне (книга 2)

Глухой неведомой тайгою,Сибирской дальней сторонойБежал бродяга с СахалинаЗвериной узкою тропой.Шумит, бушует непогода,Далек, далек бродяги путь.Укрой тайга его глухая:Бродяга хочет отдохнуть.Там далеко за темным боромОставил родину свою,Оставил мать свою родную,Детей, любимую жену.

«Умру, в чужой земле зароют,Заплачет маменька моя,Жена найдет себе другого,А мать сыночка никогда.Люди пели, словно стонали, и боль за русский народ, который ушел от Бога, не знает отдыха, облегчения и строит тюрьмы своим падшим братьям, наполняла сердце Левы глубокой скорбью.А арестованные пели известную песню, сложенную еще в 80-е годы прошлого столетия:По диким степям Забайкалья,Где золото роют в горах,Бродяга, судьбу проклиная,Тащится с сумой на плечах.Идет он густою тайгою,Где пташки одни лишь поют.

Котел его сбоку тревожит,Сухие коты ноги бьют.На нем рубашонка худая,Со множеством разных заплат,Шапчонка на нем арестантаИ серый тюремный халат.Бежал из тюрьмы темной ночью,В тюрьме он за правду страдал —Идти дальше нет больше мочи,Пред ним расстилался Байкал.Бродяга к Байкалу подходит,Рыбацкую лодку берет

И грустную песню заводит —Про родину что-то поет:«Оставил, жену молодую –И малых оставил детей,Теперь я иду наудачу,Бог знает, увижусь ли с ней!»Бродяга Байкал переехал,Навстречу родимая мать.«Ах, здравствуй, ах здравствуй, мамаша,Здоров ли отец, хочу знать».Отец твой давно уж в могиле,Сырою землею зарыт,

А брат твой далеко в Сибири,Давно кандалами гремит.Пойдем же, пойдем, мой сыночек,Пойдем же в курень наш родной,Жена там по мужу скучаетИ плачут детишки гурьбой.Какую тюремную песнь ни запеть, в каждой чувствуются слезы, боль и стоны. Лева думал про себя: «Если бы я был певец! Я бы сейчас им спел, но спел иное, лучшее». Сидевший рядом в огромной черной шубе бывший директор одного из совхозов повернулся к нему и спросил:

– Что же ты не поешь? Ведь все поют…

– У меня песни другие, — ответил Лева.

– Это какие?

– А вот я вам не спою, а продекламирую одну,

– Слушаем! Слушаем! — сказали сидевшие рядом. И зазвучал обращенный к ним громкий, внятно льющийся юный голос: