В Иродовой Бездне. Книга 2

«… Иди за Мною».

Иоан. 21:19

Куда и зачем их ведут — они не знали. Быть может, это конец, а, может быть, что-то еще. Если бы даже они спросили об этом начальника конвоя, он не дал бы ответа. По тому, как сопровождавший конвой смотрел на них, было ясно, что инструкция о них составлена как о самых страшных преступниках.

Их повели на станцию, поместили в отдельное помещение. Напротив каждого село по вооруженному конвоиру. То были удивительно злые, отмеченные печатью суровости люди — видимо, выходцы из казаков. Инструктаж они наверняка получили соответствующий: на Леву и другого арестанта они взирали с такою ненавистью и злобой, что от одного взгляда становилось жутко. Попытка находящихся под стражей поговорить друг с другом оказалась бесплодной. Единственное, что узнал Лева о другом арестанте — это то, что он фальшивомонетчик.

Когда подошел поезд, для них освободили особое купе, уложили обоих на среднюю полку и приказали не шевелиться.

— Что это? — думал Лева. — Это не простой этап. О таком этапе он никогда и ни от кого не слышал. Странно… Куда везут? Чего хотят? Надолго ли?

Поезд тронулся. Кормить — не кормили. Начальник конвоя не отвечал ни на какие вопросы и совершенно не разрешал разговаривать.

Лева лежал, молился, думал, размышлял… Вновь и вновь пред ним представала его прожитая жизнь: детское стремление к правде, к любви, сомнения, обращение к Богу, собрания, верующая молодежь, учение в школе, катастрофа с образованием, а потом — скитания… Бесконечные скитания… Ни на минуту не смутила мысль, что он на неверном пути. Хотя ему отрезали путь в науку и он уже не мечтал поступить в институт, хотя жизнь его протекала средь бурь и ненастья, он знал твердо, что идет за Христом, что это единственный путь к правде, свету и добру, а все остальное покрыто грехом и не дает человеку настоящей жизни.

Ни малейшего сомнения в правильности избранного жизненного пути не проникало в сердце Левы. Он знал верующих, которые вели обычный обывательский образ жизни, не только не страдая за Христа, но и всячески приспосабливаясь к обстоятельствам, чтобы только лично не пострадать. Лева их не осуждал, но и не понимал. Читая Евангелие, он ярко и ясно видел, что быть последователем Христа, идти за Ним означало нести Его поругание, быть гонимым ради Христа. И если бы в тот момент, когда его везли в страшащую неизвестность, кто-нибудь предложил ему быть христианином без страданий, жить поспешной будничной жизнью, он, скорее, предпочел бы умереть, нежели отказаться от той доли, какая выпала ему, — доли тернового венца.

Арестанты засыпали, потом опять просыпались — так наступал день. И вот большая станция, где их вывели. Это был Иркутск. Конвой для чего-то усилили, и их привели в камеру предварительного, заключения при станции. В ней сидело много людей. Но их и тут поместили под особое наблюдение. В решетчатые двери камеры сел часовой, с которым они прибыли. Он с ненавистью смотрел на них и категорически запретил остальным заключенным с ними разговаривать. Но один из заключенных, пожилой рабочий, нарушил запрет:

— Почему это с ними нельзя разговаривать? Что они — не люди, что ли? Я рабочий депо, сидел и при царском режиме, но такого не видывал.

Рабочего тут же вывели из камеры.

— Какие-то важные преступники, — шептались между собой заключенные, поглядывая на Леву и его товарища по несчастью.

Лева стал ходить из угла в угол, и в тот момент, когда подходил к краю, противоположному двери, и был к часовому спиной, прошептал заключенным:

— Я баптист, привезен из Красноярска. Здесь есть наши братья, если сможете, сообщите им.

Заключенные молчали и кивали головами в знак того, что шепот Левы ими услышан и понят.

Проходили часы за часами. Страшно хотелось есть. Прибывший с Левой дал знаком понять, что они очень голодны. Тогда находившиеся в камере заключенные стали класть куски хлеба рядом с гулявшим мимо Левой, а он потихоньку прятал их в карман. Потом сел рядом со своим товарищем по пути и поделился с ним хлебом. Они, стали есть. Конвоир увидал это, но не обратил внимания. Видимо, в полученном им инструктаже не было специального указания, чтобы эти этапники не ели, и он смолчал.

К вечеру их вывели из камеры. Конвой был особый. Повели на пароход. Переправили на другую сторону Ангары, где был город. Там их ждала большая грузовая автомашина. Арестантам велели лечь на дно кузова, а рядом с ними у кабины, встали четверо часовых. Машина понеслась по улицам Иркутска.