В Иродовой Бездне. Книга 2

Лева молился, снова читал Евангелие и опять молился. На душе становилось спокойно, и он опять верил, что власть — это слуга Божий, который не напрасно носит меч. Ведь и сердцем фараона управлял Господь, чтобы показать славу Свою. Народ отпал от Бога, утопает в грехах, и Бог через власть допускает испытания. Церковь Христа также должна быть переплавлена, и эти скорби имеют великое значение для приготовления душ верующих к вечной жизни. Бог покажет, что никакими силами и ничем нельзя одолеть Церковь Христа — Его тело, что хотя бы ее похоронили и поставили гроб и вокруг него стражу — церковь оживет, как воскрес Сам Христос, и будет сиять вечно, как зажженный золотой светильник, во тьме греха и не верил. Так верил Лева, так он мыслил, и у него, как у христианина, не было никакой злобы, никакого неприязненного чувства к тем, которые оторвали его от отца, от семьи, которые причиняли столько горя многим миллионам семей, уничтожая их кормильцев. Лева нисколько не негодовал, что его арестовали, что уполномоченный посадил его в эту церковь. И он от чистого сердца присоединился к молитве Христа: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают».

Находясь в бывшей церкви, Лева беседовал с двумя заключенными, рассказывая им о Христе, о том, как Он учил любить всех, прощать, как Он прощает грешников. Его слушали, задавали вопросы, но, увы, слова истины не доходили до их сердец. Они не покаялись.

Питались заключенные довольно скудно. Выдавалась пайка хлеба да кипяток, и потом еще через часового можно было заказывать за наличные деньги, которые в небольшом количестве были оставлены каждому, яйца и вареное мясо.

Через две недели Леву вызвали к уполномоченному ОГПУ. Он был хмур и совершенно неприветлив:

— Да, парень, ты, видно, непростой верующий, у тебя есть какие-то хвосты. Ну да это не мое дело. Мы обязаны отправить тебя в Красноярское ОГПУ, там разберутся…

Был вызван конвой, и Лева увидел, как конвоиру вручили большой, объемистый пакет в серой бумаге, запечатанный пятью печатями.

— А где моя Библия, мои бумаги? — спросил Лева уполномоченного.

— Все в этом пакете, — ответил тот.

Глава 2. По каталажкам

«Мы неизвестны, но нас узнают…» 2

2 Кор. 6:9

Во всяком селе при том или ином правительственном учреждении, например, при сельском совете, есть место, в которое никто не хочет попадать. В сибирских селах оно именуется каталажкой. Эти каталажки в народе еще называют сибиркой, блошницей, каменным мешком в тюрьме, арестантской при полиции. Это комната, приспособленная для содержания в ней арестантов. Чаще всего в ней содержатся местные жители, однако она служит также пересыльной тюрьмой для гонимых по этапам. Вот с подобными каталажками и пришлось познакомиться Леве, когда его везли через тайгу к железной дороге.

Сопровождали Леву от села до села стражники из крестьян, вооруженные винтовками. Все они смотрели на него какими-то недоумевающими глазами. Если до Шиткино охранник вез Леву довольно-таки беспечно, то теперь часовые смотрели за ним в оба. Они держали винтовку почти на изготовку, и при малейших поворотах Левы их пальцы тянулись к курку. Судя по тому, как переговаривался конвой с сельскими жителями, Лева убедился, что его везут, как какого-то важного преступника. Многие крестьяне, смотря на него, громко говорили:

— Везут троцкиста, важного…

В некоторых селах посмотреть на «троцкиста» собирались целые толпы. Разговаривать с ним конвой никому не разрешал.

В каталажках было темно и холодно. Голод все время давал Леве знать о себе. Конвой был как-то особенно суров и покупать хлеб не разрешал.

— Вот приедешь на место, так накормят, — говорили Леве.

Однажды к вечеру подъехали к большому селу. Конвой сдал «преступника» председателю сельсовета. Тот вооружил старика — сторожа сельсовета винтовкой, и Леву заперли в каталажку, которая представляла из себя не что иное, как отдельную комнату при сельском совете. Около запертой двери уселся часовой с винтовкой — старик с седой бородой.

Только ушел председатель совета и другие работники, как любопытные направились к каталажке, заглядывая в волчок, чтобы посмотреть невиданного зверя — троцкиста. Часовой оказался не очень строгим и не возражал, когда его односельчане стали задавать заключенному вопросы.

— Что же вы, троцкисты, хотите? — спрашивали его. — Говорят, вы весь народ хотите голодом заморить.

Лева отвечал, что он совсем не троцкист и к политике никакого отношения не имеет.

— Да кто же ты, парень?

— А вот скажите, в вашем селе есть верующие, баптисты?

— Есть, есть, — сказал стоящий у волчка крестьянин,

— Так, вот, скажите им, что я брат их по вере.

— Брат их, — сказал разговаривающий. — Так неужто верующих стали тоже сажать? До сих пор в наших краях баптисты полной свободой пользовались.

Вечерело. Сторож отпер замок и подал заключенному краюху хлеба.

— На, ешь, это какая-то женщина принесла и сказала: «Передайте брату».

— А нельзя ли воды? — спросил Лева.

— А ты мне скажи, молодой человек, по правде — ты баптист или не баптист?