В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль

Субкультура экзистенциалистов, возникшая в 1940-х годах, нашла свой дом в окрестностях церкви Сен-Жермен-де-Пре на Левом берегу Парижа – районе, до сих пор использующем эту связь по полной программе. Сартр и де Бовуар много лет жили в дешевых отелях Сен-Жермен и целыми днями писали, сидя в кафе, в основном потому, что там было теплее, чем в неотапливаемых гостиничных номерах. Они предпочитали Flore, Deux Magots и Bar Napol'eon, расположенные на углу бульвара Сен-Жермен и улицы Бонапарта. Flore был лучшим, поскольку его владелец позволял им иногда работать в отдельной комнате наверху, когда любопытные журналисты или прохожие становились слишком назойливы. Но им также нравились оживленные столики внизу, по крайней мере, в первые дни: Сартру нравилось работать в людных местах, среди шума и суеты. Они с де Бовуар собирались вместе с друзьями, коллегами, художниками, писателями, студентами и любовниками и наперебой разговаривали, связанные лентами сигаретного или трубочного дыма.

После кафе можно было отправиться в подвальные джаз-клубы: в Lorientais группа Клода Лютера играла блюз, джаз и регтайм, а звездой клуба Tabou был трубач и романист Борис Виан. Там танцевали под рваные ритмы джаз-бенда или спорили об аутентичности в темном углу, слушая прокуренный голос подруги и музы Казалиса, Жюльетты Греко, которая прославилась после приезда в Париж в 1946 году. Она, Казалис и Мишель Виан (жена Бориса) наблюдали за новыми посетителями Lorientais и Tabou и отказывали во входе всем, кто выглядел неуместно, – хотя, по словам Мишель Виан, они принимали любого, «лишь бы он был интересным – то есть если у него под мышкой была книга». Среди завсегдатаев были и авторы этих книг, в частности, Раймон Кено и его друг Морис Мерло-Понти, которые открыли для себя мир ночных клубов благодаря Казалису и Греко.

Греко положила начало моде на длинные, прямые, «экзистенциалистские» стрижки – «как у утопленника», по выражению одного журналиста, – и на шикарные толстые свитера и мужские пиджаки с закатанными рукавами. Она говорила, что впервые отрастила длинные волосы, чтобы согреться в военные годы; де Бовуар говорила так же о своей привычке носить тюрбан. Экзистенциалисты носили брошенные рубашки и плащи; кто-то из них придерживался стиля, напоминающего прото-панк. Один молодой человек, согласно журналистскому отчету, ходил с «полностью изорванной на спине рубашкой». И самое главное, они сделали самым культовым среди экзистенциалистов предметом одежды черную шерстяную водолазку.

В этом бунтарском мире, как и у парижской богемы и дадаистов предыдущих поколений, все опасное и провокационное было хорошим, а все милое и буржуазное – плохим. Де Бовуар с удовольствием рассказывала историю о своем друге, нищем немецком художнике-алкоголике по прозвищу Вольс (от Альфредо Отто Вольфганга Шульце, его настоящего имени), который скитался по району, живя на подачки и собирая объедки. Однажды он пил с Бовуар на террасе бара, когда к нему подошел состоятельного вида господин и заговорил с ним. После того как мужчина ушел, Вольс смущенно повернулся к Бовуар и сказал: «Извините, этот парень – мой брат, банкир!» Ее позабавило, что он извинился в точности так, как может извиниться банкир, если его увидят разговаривающим с бродягой. Возможно, сегодня, после десятилетий подобных контркультурных инверсий, подобный поворот событий кажется менее странным, но в то время он был способен шокировать одних и восхищать других.

Журналисты, чьим хлебом были пикантные истории об экзистенциалистской среде, проявляли особый интерес к любовной жизни де Бовуар и Сартра. Известно, что у пары были открытые отношения, в которых каждый из них был для другого главным долгосрочным партнером, но при этом мог иметь других любовников. Оба охотно пользовались этой свободой. Позже у де Бовуар были серьезные отношения, в том числе с американским писателем Нельсоном Олгреном и с Клодом Ланцманом, французским режиссером, снявшим девятичасовой документальный фильм «Шоа» о Холокосте. Как женщину, де Бовуар осуждали за ее поведение более строго, но Сартру тоже доставалось от прессы за его многочисленные похождения. В одной из статей в журнале Samedi-soir в 1945 году утверждалось, что он затаскивал женщин в спальню, предлагая им понюхать камамбер. (Да, достать хороший сыр в 1945 году было непросто.)