В колхозной деревне

Надо сказать, что некоторые агрономы в нашем и в соседних районах говорили об этом еще прошлой осенью. Областной научно-исследовательский институт дал указание не отказываться от посева клеверов, а усилить борьбу за их урожайность. Нам эта история известна, а ей нет. Как всегда, она не в курсе дела и, как всегда, воображает, что открыла Америку.

Рассказываем ей, объясняем, напоминаем учение Вильямса. Она нам отвечает:

— Но ведь Вильямс писал, что клевера полезны тогда, когда они дают хорошие урожаи.

— Вот, — говорю, — вы, как агроном, и боритесь за высокие урожаи клеверов.

— Для наших мест надо годами выводить особые сорта клеверов. А зерно нам необходимо в этом году!

— Перспективно надо смотреть! — говорю ей. — Уберете вы клевера, а как будете дальше бороться с истощением земли?

— А дальше… Дальше пошлете вы меня учиться к Терентию Семеновичу Мальцеву…

— Как же вы ратуете за мероприятие, которому только еще собираетесь учиться? Зовете на дорогу, а куда она выведет, — самой вам неизвестно. Не в бирюльки играем!..

Долго мы ее уговаривали. Все ей объяснили. Однако сидит и не уходит. Теребит бумажонку со своими расчетами. Потом посмотрела на меня черными своими буравчиками и говорит:

— Ну, если не во всех колхозах… то хоть в моих, отстающих!

Федя спрашивает:

— Какие же это «ваши отстающие»?

Она покраснела:

— Это я нечаянно сказала. Очень привыкла к ним за это время.

— К кому «к ним»?

— К колхозам. К тем, что за солончаками…

Опять взялись мы ей объяснять. Ничего не берет в толк! Бился, бился с ней Федя, да так и сказал:

— Вы, Настасья Васильевна, хуже малого ребенка, честное слово! Вы, — говорит, — думаете, что у нас в сельском хозяйстве полная анархия! Сегодня захотел сеять пшеницу — сей пшеницу! Завтра, за полчаса до сева, приблажило сеять кукурузу — сей кукурузу! Вы думаете, что центрального планирования в стране не существует?! Вы думаете, что наши планы нам из области не спускаются и центром не утверждаются?!

А она вздохнула и отвечает:

— Я, Федор Иванович, вообще об этом не думаю!.. Я о том думаю, как поднять трудодни в отстающих колхозах.

Федя выдержанный, но Аркадия взорвало.

— Вот мы видим, Настасья Васильевна, что вы «вообще не думаете»! И вообще думать не умеете! Вот когда вы научитесь думать и обдумывать вопросы всесторонне, тогда и приходите. Не такое сейчас время, чтобы заниматься безответственными разговорами.

Поднялась она с места. Посмотрела на него, и что тут с ней сделалось! Я гляжу — и не узнаю. Стоит она в своих лыжных штанах, обе руки в карманах. К нам повернулась боком, голову нагнула и смотрит, словно целится.

И вдруг вспомнился мне тогда приятель детских лет Валька-левша, который все село обыгрывал в бабки. Бывало, встанет вот так же боком, руки в карманы, а в кармане свинчатка. Постоит минутку, нацелится, вынет левую руку и смаху так кинет свинчатку, что все бабки скосит. Очень она в ту минуту на Вальку-левшу походила. И еще заметил я, что исчезли у нее губы. Точно кто в коже прорез сделал — и всё. Губ нет, а подбородок, маленький, белый, с ямкой на конце, вдруг выдался вперед и торчит, как лопата, которую собираются всадить в землю.

Разжала она свой безгубый рот и на полный голос сказала, как отпечатала:

— Не я говорю безответственно, а вы работаете безответственно.

Это она нам всем! Нашу МТС опытные руководящие работники не раз отмечали с похвалой! А тут такое заявление! И от кого?!

Игнат Игнатович сидит белый, усы торчком. Федя на столе разлил чернила. А в ней я впервые открыл тогда еще одну особенность — голос. До этого она все тихонько разговаривала, а тут как разошлась, оказался голос на удивление. У такой у маленькой и голоску быть бы тоненькому, а у нее голос низкий, даже с хрипотцой с какой-то.

Я вижу, что дошло дело до накала, и говорю:

— Уходите. Не мешайте…

Аркадий кричит:

— Вы или дело делайте или совсем уходите из МТС, но не мешайте нам работать!

А она нам:

— Никуда я не уйду! И свое дело я сделаю, как бы вы мне ни мешали!..

Пообещала она снова пожаловаться в райком и ушла.

А мы и говорить не можем, только хлещем воду из графина. Наконец Игнат Игнатович отдышался и говорит:

— Великої вражины я ще не бачу. Але маленька подколодна внутріння вражина вже зъявилася у нашої МТС.

Вот тебе, думаем, и тихоня! Сидела, сидела, моргала, моргала… Досиделась! Доморгалась! Высидела! Выморгала!

Мы думали, дальше и ехать некуда, а оказывается, это она еще только цветочки нам выдала, ягодки впереди были.

В райком она написала, но первый секретарь был в отъезде. Это дело не двигалось, так она начала себя проявлять на других делах.

Будто думала, думала, решала, решала, а тут все решила, все точки над «и» поставила и пошла на всех парах в открытую. С какой-то даже отчаянностью и веселостью!..

Что ни день, то у нас в МТС неприятность! Решили мы ее делом занять, чтоб глупостей не выдумывала. Поручил я ей вести всю статистику. Думаю, посидишь над анкетами в сто двадцать параграфов — поуспокоишься!