В кольце врагов

Быт воинов неприхотлив, а воевода Урманин всегда делил со своими людьми тяготы и невзгоды их ратной стези. Если пеший марш – так слезет с верного гнедого жеребца Лиса и чеканит шаг вместе с корсунскими стратиотами, коих подготовили десятники-русичи. Если вечерний привал – так ест из одного котла с простыми мужами пресную кашу, едва сдобренную льняным маслом да горстью вяленого мяса. А когда приходит время сна – так спит на свернутом потнике, положив под голову седло, а сверху укрывшись плащом.

Тосковал только ночами воевода по жене молодой да по сыну малому, а тоску гнал тяжелыми думами о будущем княжества – точнее, царства! Все ли сделал, получилось ли осуществить то, что хотел? Нет, планов еще очень много, но все же – взойдут ли те семена, что уже посеяны? Станет ли союз Алании и Тмутаракани нерушимым, крепким, как союз родных братьев? Оставят ли в покое русские князья вотчину Ростислава и удержатся ли его потомки от борьбы за киевский престол? А если не удержатся – выйдет ли из этого что-то путное? Но самое главное – сумеет ли Тмутаракань набрать такую мощь, чтобы на равных встретить в будущем самого жестокого, самого коварного, самого сильного русского врага – Батыя-хана и его монголо-половецкую орду?

На этот вопрос Андрей не мог найти ответа. Никак не мог…

Но однажды он увидел сон.

Очень необычный сон.

Осень 1236 г. от Рождества Христова

Переправа через Итиль[52] в нижнем течении реки. Монгольское войско

Субэдэй[53] неотрывно смотрел на противоположный, низкий берег Итиля, силясь узреть врага своими старыми, потерявшими орлиную зоркость глазами. Когда будущий военачальник Чингисхана был молод, он мог поразить стрелой яблоко с двухсот шагов. Но молодость осталась далеко в прошлом… И все же шестидесятилетний нойон был еще достаточно крепок, чтобы выдержать в седле многодневные марши, и достаточно силен, чтобы при случае располовинить врага верной саблей из черной индийской стали кара-табан. Пусть глаза его сейчас подводили и не могли разглядеть старого врага, Субэдэй чувствовал его приближение, он знал – урусы[54] из Тамтаракая и их презренные союзники асуты

[55] где-то рядом. Не могли они упустить момент, чтобы не встретить огромную орду в самом уязвимом месте ее пути – на переправе. Не случайно же легкие разъезды кипчаков[56], присягнувших кагану Тамтаракая на верность, всю последнюю седмицу кружили вокруг орды, словно осы! Нет, враг был рядом, и Субэдэй отчетливо чувствовал его приближение своим волчьим нутром.

А потому старый, опытный полководец, верно служивший самому Темуджину, послал вперед тумены покоренных. Да, вместе с нойоном «последним походом» руководят многие Чингисиды. Например, Бату, сын Джучи и внук Чингисхана, признанный старшим над родичами. Его братья Мунке, Бучек, Берке, Гуюк, Орду. Даже неудачник Кюльхан, сын Темуджина, подчиненный собственному племяннику! Но Бату слушает Субэдэя, соглашается с его решениями, доверяет его мудрости… И потому покоренные воины из самого сердца Азии сегодня первыми переправляются через Итиль – неистовые бойцы-туркмены, пешие гулямы[57] Хорезма, всадники-бажигиды[58]

и рать мордуканов[59]. Лишь один из четырех монгольских туменов последовал вместе с ними, а именно легкие лучники Кюльхана: их присутствие укрепит верность покоренных мусульман и итильских союзников, коли покажется рать урусов. А в том, что она скоро покажется, Субэдэй не сомневался ни на мгновение и лишь терпеливо ждал, поднявшись на гребень самого высокого холма на правом берегу Итиля.

Впервые он увидел ровные ряды урусских копейщиков четырнадцать лет назад, после того как прошел с боями Грузию и Ширван. Тогда войско монголов было уже ослаблено многочисленными схватками с отважными горцами. И хотя Субэдэй берег своих воинов, неизменно посылая вперед тумен курдов и тюрков, Ширванское ущелье миновало едва ли пятнадцать тысяч батыров.

Их встретила вражеская рать вдвое большая числом. При одном только виде стройных рядов рослых, закованных в пластинчатую броню крепких мужей с огромными червлеными щитами, да лесом копий над их головами, нойона охватило предчувствие неотвратимой беды. Не менее десяти тысяч пешцев-урусов перегородили выход из ущелья, а многочисленная конница асутов встала на крыльях вражеской армии. Но ни горячий, яростный в битве Джэбэ, ни мудрый, даже в самой лютой сече сохраняющий хладнокровие Субэдэй не отступили. Не раз монголы под их началом побеждали превосходящими силами врага! И тот раз не должен был стать исключением.