В костюме голой королевы

К этому моменту литровая бутылка «Мартини» почти закончилась, потому как его, следуя заветам Джеймса Бонда, и не взбалтывали, и ни с чем не смешивали, пили просто так, как компот.

— Й-а зна-й-у, чтъ тъбе этъ всь не нрацца, — мужественно борясь с внезапно возникшими у нее дефектами речи, проникновенно сказала Люсинда, как показалось Оле, по-болгарски. — Но й-а хъчу замж запринсссс…

— Все тъда хътят, — согласилась Оля, экономя слова и силы.

— Ты ужжже т-там! — напомнила Люсинда, обиженно надувая губы.

Оля немного подумала и кивнула.

Она поняла, что подруга не упрекает ее за то, что она окольцевала единственного на весь Южный федеральный округ олигарха, но призывает проявить гражданскую сознательность, человеческое благородство и женскую солидарность.

Отхватила одного принца себе — помоги отхватить другого подруге!

— Что мне с-сделть?

— Йа фффсе нъписала! — обрадованная Люсинда протянула Оле исчерканную салфетку.

Ольга Пална с уважением посмотрела на этот рукописный труд. Люсинда не теряла времени и набросала-таки какой-то план!

К сожалению, кривые строчки и пляшущие буквы перед залитыми «Мартини» глазами Ольги Палны расплывались в нечитабельное пятно.

Не желая в этом признаваться, она важно сказала:

— Пр-риступим поутр-р-ру! — и наконец получила долгожданную увольнительную в объятия Морфея.

Чудодейственная болтушка Клары Абрамовны больную спину подлечила, но не спасла. Спать Оле пришлось на животе, к чему она не привыкла, и сны ей снились странные и неприятные.

Привиделось ей, будто стоит она за прилавком на южном рынке. Вокруг шум, гам и куда ни глянь — всюду милое сердцу и желудку продовольственное изобилие.

По правую руку громоздятся пирамиды полосатых арбузов и желто-серых, в потрескавшейся кожице дынь. По левую — тянутся ковром мясистые розовые помидоры, обрамленные рельефным бордюром из пупырчатых огурцов.

А посреди этого великолепия высится сама Ольга Пална, и в каждой руке у нее отборный принц на продажу: в левой желтенький, узкоглазенький, в нарядном кимоно, из-под которого торчат тонкие ножки в гэта, а в правой черненький, волоокий, в тростниковой юбочке и с крупным золотым кольцом в носу.

— А вот кому принца? Хорошего принца? — нараспев голосит Ольга Пална, встряхивая продажных аристократов так, что юбка черненького задорно шуршит, а гэта желтенького со стуком падают на прилавок. — В хорошие руки отдам по дешевке! Налетаем, принцев покупаем! Прекрасные принцы недорого!

— А покрупнее нету? — морщит нос покупательница — одноглазая ведьма с бородавкой на носу. — Такого же, но другого?

Она щупает люляки черненького принца, кривится и ворчит:

— Тощеват, какой с него навар?

— Так это же диетический принц, безхолестериновый! — уговаривает Ольга Пална. — Берите, все равно лучше не найдете. Не пожалеете, потом еще ко мне придете. Вам любой на этом рынке скажет, что самые лучшие принцы — у меня!

— Ох, ну заверните вот этого, порумянее, — вздыхает покупательница, и Ольга Пална сноровисто заворачивает арапа в целлофан.

Черный принц не сопротивляется. Он покорно вытягивается на прилавке, складывает руки на груди и тихо лежит, позволяя себя упаковать, только пугающе моргает под оберткой и кротко улыбается.

Оля застонала, перекатилась на спину, вскрикнула и проснулась.

Часы в мобильном телефоне показывали третий час ночи.

В номере было тихо, снаружи доносилась приглушенная расстоянием и стеклопакетом музыка: курортный Сочи еще не спал.

Оля вышла в гостиную, достала из мини-бара минералку, заглянула к Люсинде и увидела, что подружка даже не ложилась. Постель ее была не смята, вообще не разобрана, зато завалена ворохом ярких одежек, из которого дразнящим языком на ковер стекало красное шелковое платье «номер два».

Очевидно, неутомимая Люсинда жила в одном ритме с бессонным курортом.

На столике в гостиной красовался лаконичный натюрморт из пустой бутылки, трех стаканов и одинокого яблочного огрызка с кривым поросячьим хвостиком.

Поморщившись, Ольга Пална вытянула из-под бутылки исписанный листок и прищурилась, разбирая пьяные каракули Люсинды.

«НАШ ПЛАН» — было крупно написано сверху.

Далее следовал типичный модернистский поток сознания, к счастью для читательницы, забракованный автором еще на стадии написания. Ниже этого монолитного текстового блока, решительно перечеркнутого крес-накрест, волнообразно тянулись четыре короткие пронумерованные строчки:

Там будут Ж?

Тогда и мы?

И Громов может!

А семинар в Ж!

Цифры Люсинда прорисовала аккуратно, а к буквам отнеслась без уважения, так что слова Ольга Пална разобрала с трудом, а смысла их вообще не уловила.

Прописная буква «Ж» в первой и последней строках этого произведения приближали его к классическому рондо, но даже будучи знатоком изящной словесности, Ольга Пална затруднялась с пониманием написанного. Подозрительное «Ж» ее сильно смущало, упоминание фамилии супруга настораживало.