— Да, так нам пытаются разъяснить неудачи в войне с Империей. Слишком много в Лиге земель, которые необходимо держать в узде, в повиновении. А как это сделать? Вот зачем необходима единая дисциплинированная армия Лиги, а не разрозненные отряды канийцев, гибберлингов или эльфов. Вот зачем нужна единая религия — Церковь Света, и нужны её защитники — паладины. Вокруг всего этого кишат подкупы, принуждения… обещания… Что ещё?
— Стойте, стойте! Ну, вы загнули!
— Вы сомневаетесь?
— Ладно… допустим… А что вы скажете про легенду о Белом… Всаднике? Или Витязе?
— О! Самое интересное во всей этой сложной игре, что некто намеренно культивирует эту идею. Будто хочет опробовать её на малой территории.
— Кто же они? — вновь попытался я прояснить ситуацию.
— Всё те же силы, что толкают Лигу к универсализации.
— Церковь? Паладины? Армия — Защитники Лиги? Или сосредоточившийся в Новограде Совет?
— Вы многого хотите узнать от простого священника…
— Простого? Вот уж не подумал бы… в особенности после этого разговора.
Лучезар потупил взор.
— Придёт такое время, что даже за подобные разговоры нас с вами будут ссылать в солевые копи.
— Не придёт.
— Вы наивны. Это удивительно!
— Я вас выслушал, но не согласен. Если канийцы и эльфы как-то может и образуют некое… некое подобие империи… то вот гибберлинги — никогда не поддержат сию идею. Я достаточно много времени провёл с ними и с уверенностью заявляю…
— Не станет Фродди Непоседы — всё может поменяться. Мне как-то сообщали, что даже в стане гибберлингов разногласия.
— Они есть везде. Но вот основная проблема, которая препятствует вашей «универисили…» Тьфу ты!
— Универсализации.
— Вот-вот, ей самой! Основное препятствие — это Церковь Света. Гибберлинги не идут на компромисс в этом вопросе…
— Верно… как и здешние язычники…
— А они тут есть?
— Безусловно. Только стороннему глазу это не видно.
— Может быть тогда… вы хотите сказать… и все эти «нечистоты» появились тут, чтобы препятствовать распространению религии Света?
— «Нечистоты»? Вы о чём?
— О пауках, о проклятых единорогах… о «белых муравьях»… каких-то там ещё тварях в топях и чащах…
— Гм! Возможно… как вариант… Но боюсь, что дело может быть и в том, что людей пытаются привести к иной мысли: без Света — нет спасения.
— Не пойму вас… Вы за церковь, или против?
— А я вам отвечу. Но прежде, ответьте вы: что сейчас правит в мире? В нашем мире — будь то Кания, или Хадаган?
— Интересно, и что же?
— Магия да наука. Они так сдружились меж собой, что разницы не видно… Но разве могут эти две вещи (сие слово Лучезар произнёс с таким отвращением, будто говорил о какой-то мерзости) заполнить пропасть, возникающую в нашем сознании, нашем «я»?
— Какой пропасти?
— Духовной… духовной, господин Бор. И Сарн, Бог Света, и Нихаз, Бог Тьмы, борются за людское сердце. И вот эта борьба является духовным ростом личности. А не какое-то там умение ловко превращать камни в золото.
— Вот тебе раз! Чем вам наука и магия досадили? Зачем же вы тогда изучаете джунские камешки?
— Вы меня не поняли. Я хотел сказать, что однобокость приводит к уродствам. Человек начинает себя чувствовать чуть ли не богом! Эдаким всемогущим существом. Я хочу сказать, что вовсе не против магических практик, алхимии и…
— Некромантии, — добавил я.
— Гм! — Лучезар замер глубоко вздохнул. — Не надо ёрничать. Во всяком деле есть и святое и грешное. Моя задача, как священника — найти Свет, пусть даже и во Тьме.
— Поэтому вы… то есть Церковь, так рьяно призывает громить Хадаган.
— Что вы хотите сказать?
— Ну, судя по всему, вы ведь полагаете, будто Нихаз стоит за Империей. Это ведь он извратил суть религиозных воззрений, а? Он стал причиной ереси?
— Нельзя так говорить.
— Как?
— Будто Сарн за Канию, а Нихаз — за Хадаган. Это полная чушь!.. Я думал, что вы поняли моё отношение к паладинам. Чему вы так удивились?
Честно говоря, я действительно удивился. И не смог совладать с лицом.
— В общем, — негромко ответил я, — вы вроде бы и священник, и людей зовёте к Свету, но такое ощущение, что и сами заблудились меж понятиями и терминами… Кстати, знал я одного, подобного вам человека… Он сам был из местных… из темноводинских… Тоже рассуждал умно и в чём-то схоже. Про справедливость, про то что люди в душе не могут мириться с неправдой, про терпимость и понимание…
— Да? — приподнял брови Лучезар. — И кто эта личность?
— Он звал себя Голубем. Может, слыхали?
— Гм!.. Понятно…
— Вижу, что вы его знаете.
— В нашей среде его многие знают. Не скажу, что в хорошем ключе.
— А он тут, часом, не появлялся?
— Да уж лет пять, как я его не видел.
Мы помолчали, наверное, с минуту. Каждый обдумал своё, и при этом пытался понять сущность оппонента.
Не скажу, что меж нами с Лучезаром растаял невидимый лёд эдакого недоверия, но, кажется, начало тому было положено.
— Я завтра ухожу с Семёном и Велеславом в Поморье. Не знаю, сколько мы будем отсутствовать…
— У вас там дело? Или так?
— Дело. Конечно, же дело. У меня их пруд пруди…
— Как я понимаю, вы вернётесь?
— Ещё бы. Не все загадки разгаданы, — тут я улыбнулся и подмигнул священнику.
Он же наоборот нахмурился и хмыкнул.