В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове

Говоря о временах юности Ильфа, мы уже приводили заметки из последней «Записной книжки», относящиеся к предреволюционному быту. Воспоминания эти идут вперемежку с наблюдениями над окружавшей автора действительностью, и у читателя естественно возникает мысль, что параллель эта не случайна. Круг замкнулся, и «эпоха благоденствия» 1934–1937 гг. оказалась неожиданно похожей на 1913 г. — «блестящий, пышный» предвоенный год, как назвал его когда-то М. Булгаков.[255]

Но какое же место занимали в этом мире собратья Ильфа — интеллигенты, те самые, которым присваивалась столь важная роль в предреволюционные и первые послереволюционные годы и которых так усердно защищают от Ильфа и Петрова критики последнего десятилетия?

Как и в предыдущих своих сочинениях, Ильф и в «Записной книжке» ни разу не задевает и даже не упоминает интеллигентов, претендующих на собственное мнение. Интеллигенты, о которых он пишет, — это не оппозиционеры, а прежде всего приспособленцы и стяжатели: именно в этой связи Ильф вспоминал своих собратьев по перу, занимавшихся автогенной сваркой ради «наибольшего приближения к индустриальному пролетариату». К этой же теме относятся и следующие записи:

Оскорбленный голос писательницы: «Товарищи, дайте мне доформулировать». Ах, какая беда, не дают доформулировать (Т. 5. С. 220).

… На дискуссии он признался не только в формализме, но и бюрократизме, а также в волоките

(Т. 5. С. 224).

… Он обещал на съезде, что родит роман и сына. Роман появился, плохой роман. А где же сын? Или вместо сына произошел аборт? (Зап. книжки И. Ильфа. Л. 18).

В этой последней записи речь идет о писателе А. Авдеенко, который произнес на VII Съезде советов СССР речь «За что я аплодировал Сталину?», явившуюся одним из этапов в нарастающем культе вождя:

Я пишу книги, я — писатель, я мечтаю создать незабываемое произведение… Я продолжаю свой род, он будет счастливым— все благодаря тебе, великий воспитатель Сталин… — заявил Авдеенко. — Когда моя любимая женщина родит мне ребенка, первое слово, которому я его выучу, будет: Сталин.[256]

… Пишет стихи, словно выбирает почетный президиум. Обязательно упомянет весь состав.[257]

Преданность вождю и почетному президиуму не оставалась невознагражденной: