Читаем В круге последнем полностью

Солженицын отправился туда, где ему место: в компанию тех, кто стремится навредить Стране Советов. Но эта компания вырождается. Некоторое время он будет бродить среди них, и они будут оказывать ему радушный прием, пока он им будет полезен. Теперь его с распростертыми объятиями приняли бы власти Чили или сторожа тигровых клеток Тхиеу. Но неизбежно наступит день, когда он станет живым призраком, человеком, испытавшим самую худшую судьбу — гражданскую смерть.

Джозеф НОРТ, американский публицист. (АПН).

Человек, который отказался переводить Солженицына

Имя Ганса-Иохима Шлегеля хорошо известно в кругах литературоведов и переводчиков Западной Германии. Несмотря на свою молодость — ему 31 год, — Шлегель считается в ФРГ видным славистом.

Среди молодого поколения литературных переводчиков с русского языка в ФРГ Шлегель считается одним из самых надежных. Он гарантирует качество перевода. Заказы от крупных издательств поступают к нему довольно часто. Но принимает он далеко не все. И не только из-за недостатка времени…

Недавно главный редактор мюнхенского издательства «Шерц» господин Вёрнер предложил Шлегелю перевести «один еще не известный на Западе текст Солженицына», который издательство «намеревается выпустить в свет вслед за „Архипелагом Гулаг“».

Шлегель выразил сомнение в целесообразности такого шага, заметив, что кампания, развернувшаяся вокруг последней книги Солженицына, играет на руку противникам международной разрядки, в необходимости которой он, Шлегель, твердо убежден.

— Если этого не сделаем мы, сделают другие, — ответил главный редактор. — Мы руководствуемся чисто деловыми принципами и не можем отказываться от столь доходного дела.

— Я придерживаюсь другого мнения, господин Вёрнер. Как вы относитесь, например, к тому, что Солженицын и другие советские диссиденты высказываются в поддержку чилийской хунты и прочих реакционеров?

— Чили, Чили! До Чили далеко, — отмахнулся Вёрнер. — Я пригласил вас не для политических диспутов. Господин Шлегель, вы известный переводчик с русского. Я предлагаю вам выгодный заказ: за гонораром дело не станет. Деньги здесь не вопрос. Заказ срочный, время не терпит. Если возьметесь, попрошу вас лишь сохранить все в строгой тайне.

— А если не возьмусь?

— Тогда я вынужден буду обратиться в отдел переводов радиостанции «Свобода». Будет не так качественно, зато безотказно. Но надеюсь, что тайну вы сохраните в любом случае.

Нет, Ганс-Иохим Шлегель не принял этот «выгодный заказ» и сохранять тайну тоже не стал. Напротив, он счел своим долгом предать эту неприглядную историю гласности.

На вопрос корреспондента АПН о том, что побудило Шлегеля решительно отклонить предложение издательства «Шерц», молодой литературовед ответил:

— Антисоветская кампания, развернувшаяся сейчас вокруг Солженицына, по моему твердому убеждению, представляет серьезную угрозу для разрядки напряженности. Опубликование текста Солженицына на руку лишь тем, кто хочет вернуться к недобрым временам «холодной войны». Одновременно инициаторы этой кампании стараются отвлечь внимание западногерманской общественности от происков внутренней реакции, от наших экономических трудностей, вызванных своекорыстной политикой монополии, от борьбы против злодеяний фашистской хунты в Чили. Вот почему я счел своим гражданским долгом проинформировать нашу общественность об этой истории, свидетельствующей, что беспринципное делячество и реакционное политиканство — две стороны одной и той же медали.

— Издательство «Шерц», — продолжил Шлегель, — выпуская тексты Солженицына, руководствуется не литературными и даже не коммерческими, а исключительно политическими соображениями. Оно само низводит себя до положения политического инструмента международной реакции, каким является нынче и бывший писатель Солженицын. Не случайно главный редактор Вёрнер говорил мне, что «деньги не имеют значения», и предлагал необычайно высокий гонорар. При этом надо учесть, что литературный труд переводчика оплачивается у нас весьма скромно.

— Высокая миссия литературного переводчика, по моему мнению, — сказал в заключение Шлегель, — заключается в том, чтобы способствовать взаимопониманию между народами. Как переводчик с русского, я стремлюсь ознакомить наш народ с теми произведениями советской литературы, которые играют подлинно важную роль в жизни страны и помогают здесь у нас преодолевать недоверие и предрассудки по отношению к СССР. То, что пишет сейчас Солженицын, не дает нам ни малейшего представления о том, как живут и о чем думают ныне советские люди. А мы должны об этом знать, если мы хотим понять друг друга, и навсегда покончить с войной как средством мировой политики.

Н. ПОРТУГАЛОВ, Бонн, соб. корр. (АПН).

Разрядка — не поле для диверсий

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное