В лабиринтах тёмного мира

Всего нужно было переписать три бумаги, и я с этим делом справился примерно за час. Давненько я ничего не писал, а то все на компьютере да на компьютере. Как пальцем в «клаву» тыкать знаю, буквы знаю, а как до письма доходит, так рука не шевелится как в прежние времена.

К вечеру пришел Симеон, был на пиру княжеском, сыт, пьян и нос в табаке. В отношении табака, это так, к слову пришлось. Тот, кто пробовал курить чего-либо, тот наказывался кнутом по одному месту, так что курящих не было вовсе.

— Давай, показывай работу, — махнул он рукой, сев на лавку.

Я принес. Он почитал, один указ, второй, третий и говорит:

— Пишешь ты справно, ровно, да только где ты учился грамоте нашей, грамотей? Бумаги-то выкидывать нужно, ятей нет, фиты с титами тоже.

— Но ты-то все понял, что я написал? — спросил я его. — И любой другой поймет, что буквы эти лишние в алфавите и направлены только на то, чтобы усложнить язык наш. Так и скажи, что в заморских странах язык наш шибко уважают и лишних букв не пишут, для четкости слога и изложения.

— А, — махнул рукой Симеон, — семь бед, один ответ. Как тут время проводили?

— А мы кашу из топора варили, — выкатился с новостью из-за печки Сашки. — Дядька Андрей варил, а мы ели, ух, как вкусно.

А тут и Дарья с чашкой.

Попробовав кашу, Симеон похвалил ее и сделал знак Дарье, чтобы она забрала ребятишек и чем-нибудь заняла их на кухне.

Глава 42

— Хотел я у тебя поспрошать, — Симеон оглянулся по сторонам и выглянул в маленькое оконце, еле выпускавшее свет на улицу, — как у князя нашего дела пойдут? В прошлом году дед его умер, великий князь литовский Витовт. Кто его поддерживать будет или князь все дела свои одним махом разрубит?

— А зачем тебе это? — шепотом спросил я. — Меньше знаешь, крепче спишь. А потом, если я скажу чего, а оно возьми да сбудься, вы же меня колдуном считать будете и утопите в реке, как топили идолов во время крещения.

— Я-то бы, может, и спрашивать не стал, — сказал Симеон, — да вот только дьяк мой, который приказал мне разобраться с тобой, велел опросить тебя как человека знающего дела заморские и историю ведающего, чего и как там.

— Может, мне спрятаться нужно? — спросил я. — Никто правду не любит, а гонцов с плохими вестями всегда убивают…

— Дьяк наш не такой, — сказал Симеон, — он к князю вхож и все от себя говорит, зачем князю имена лишние говорить, вдруг приблизит. Так что, говори, что в голову придет, потом сами разберем по полкам.

Вот ведь задачу мне задали, как будто я ясновидящий или человек, который историю нашу назубок знает. А вы, уважаемые читатели? Как у вас с историей России? Что там было с Василием Васильевичем Темным?

И я задумался, так же, как и вы. В наше время историю России почти что и не изучали. Чего там с царями и князьями возиться. Эксплуататоры трудового народа. По нашим понятиям, вся история начиналась с седьмого ноября 1917 года, а все остальное — это темное прошлое и тюрьма народов.

— Плохо дело у вашего князя, — сказал я, — литовцы против него пойдут. Дядя его князь звенигородский Юрий Дмитриевич с сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой изгонят его из Москвы в Коломну. И будет это через три года после смерти Витовта. Многие жители пойдут к нему на службу, и он снова вернет себе трон и еще раз лишится его. Еще через три года его захватят в Троице-Сергиевой лавре и 16 февраля ночью от имени Дмитрия Юрьевича Шемяки, Ивана Можайского и Бориса Тверского он будет ослеплён и отправлен в Углич, а мать его Софья Витовтовна будет отправлена в Чухлому.

— Ты что говоришь? — зашипел на меня Симеон. — Да тебя за такие слова самого ослепят.

— Хочешь, обмани князя, — предложил я, — скажи ему, что он будет провозглашен базилевсом цареградским и все князья европейские к нему на поклон поедут. Ну и подумай, дружище, что тебе за это оторвут?

— Пойду я, — медленно сказал Симеон, вставая с лавки. — Я примерно так и предполагал, что ничего хорошего от тебя не услышу, и дьяк мой примерно так же думал, потому что послал со мной дружинников, чтобы тебя в дому охранять.

— От кого же меня здесь охранять? — удивился я.

— Да от тебя же, — сказал мой товарищ, — чтобы не сбег куда-нибудь, когда придет время ответ держать за слова сказанные.

— Спасибо, Симеонушко, подсуропил ты мне по-дружески, — сказал я и поклонился подьячему.

— Не серчай на меня, Андрюха, — сказал парень, — ничего личного, служба есть служба.

— Иди, служи, — махнул я рукой, — ошейник именной заслужишь и конуру с дверцей.

— Ты тут кузнеца просил, так вот я привел его, — сказал Симеон, распахнул дверь, впустил мужичка в простой одежде и сам вышел.

Я смотрел на кузнеца и думал, а зачем же мне он нужен? Я сделал себе медное перо, и оно мне прослужит столько лет, сколько мне отпущено Всевышним. Хотя, перо так перо.