Герман Полиграфович оторвался от своего занятия и робко произнёс:
- Боюсь, я не такой уж заядлый собаковод, – он откашлялся в кулак, отточенным жестом отправил очки на прежнее место, а платочек – в карман. – Этот, как бишь его... бультерьер – это такой маленький пёсик, с большими глазами? Их ещё в парках обычно много. Дело в том, что я люблю гулять в парках, и там всегда встречаются собаководы с этими милыми собачками...
- Милыми?! – взревела Алла Борисовна, отчего её собеседник даже попятился, чуть было не опрокинув тромбон. – Вы же сами только что мне про крысу говорили: мол, не может эта мелочь ничего плохого совершить! Неужто вы думаете, что я сама себе противоречу?!
Вконец растерявшийся Герман Полиграфович только развёл руками.
- Я же говорю, что не очень хорошо разбираюсь в породах собака... – промямлил он, стараясь скрыться от преследовавших его фигуру жёлтых белков глаз, покрывшихся сетью кровеносных сосудов.
- Я что ли в них разбираюсь?! – Алла Борисовна швырнула старику разворот газеты, упёрла трясущиеся от напряжения руки в пухлые бока. – Вот, полюбуйтесь на этого монстра!
Герман Полиграфович неуклюже поймал свёрток. Близоруко посмотрел на фотографию.
- Да уж... – выдохнул он спустя пару секунд и поспешил вернуть растрепавшиеся листы разгневанной Алле Борисовне. – Нелицеприятная прямо-таки зверушка.
- Ага, нелицеприятная! – Консьержка наугад раскрыла газету. – Эта зверушка, как вы любезно соизволили её величать, в конце прошлого лета, целую семью под Москвой за ночь вырезала! Младшего мальчика вообще не нашли, будто зверушка закопала его где про запас! А как все свои мерзкие дела утрясла, легла на пороге и дом сторожить стала. Каково, а?
- Да-да, – кивнул Герман Полиграфович, опасливо оглядываясь по сторонам. – Я что-то слыхивал про эту историю. И что же, прямо сейчас, в нашем доме заперт этот... я даже не знаю... Как вы сказали, называется эта порода?
- Бультерьер! – выпалила, будто из гаубицы Алла Борисовна и, для пущего эффекта, грохнула газетой по столу.
- И что же вы собираетесь делать?
- Как что! – возмутилась консьержка. – Дождусь этих «добропорядочных», по вашим, кстати, словам, родителей и вызову всех, кого положено в таких случаях вызывать! Пускай что хотят делают, но подобную тварь я в своём подъезде не потерплю!
- Что ж, это, наверное, правильно, – кивнул Герман Полиграфович, продолжая опасливо озираться по сторонам. – А то, не приведи господи, и у нас чего плохое случится...
Престарелый музыкант не любил конфликтовать с соседями. Он порой и сам становился объектом подобных гонений, потому что любил по вечерам, напившись «беленькой», дудеть почём зря в свой многострадальный тромбон, не прислушиваясь при этом к мнению жильцов соседних квартир. Поэтому он и предпочитал селиться в боковых апартаментах пустующих домов, невзирая на хронический радикулит.
Однако сейчас Герману Полиграфовичу сделалось по-настоящему страшно – так, что даже конфликты отошли на второй план.
Странно. Он никогда не верил в тварей, однако последние слова взбешенной консьержки, заставили музыканта взглянуть на окружающий мир иначе. Так что взору открылся новый горизонт, и населён этот горизонт был отнюдь не пушистыми котятами. Повсюду, куда ни глянь, лилась кровь.
6.
Троица располагалась километрах в двадцати пяти от города – Марине ещё ни разу не удавалось определить точное расстояние до деревеньки, потому что она засыпала всякий раз, как только Глеб вывозил её за Южную окружную дорогу по федеральной трассе М-5. То ли свежий воздух был всему виной, то ли особенности её организма – Марина не знала. Однако доподлинно было известно другое: она никогда не засыпала днём в городе – в этом скопище бетонных изваяний, заключивших в себе корпускулы ненависти и разврата. Возможно, дело было в её сознании, исполосованном рутиной повседневности и запуганном отголосками прошлого. Сознании, внутри которого что-то постоянно шуршало и извивалось, не в силах предаться забвению в окружении себе же подобных запрограммированных тварей.
Глеб на полном ходу промчался мимо поворота на Троицу и стал перестраиваться в левый ряд. Трассу в этом месте недавно обновили – дополнили разделительной полосой, – в результате чего приходилось делать лишние два километра в обе стороны, для того чтобы развернуться и приткнуться во встречный поток. Подобные манёвры оставались затруднительными и в обеденные часы, когда, казалось бы, большая часть водителей и пассажиров вездесущих капсул смерти с московскими номерами должны были остановиться у какого-нибудь придорожного фаст-фуда, дабы набить свои обрюзгшие тела деликатесами из местной бездомной живности. Перед взором мелькали огромные фуры, обдавая замшелый транспортный поток вращающимися клубами придорожной грязи. Московские номера в ней просто растворились.
Глеб хмыкнул, пропуская очередной «лэнд-крузер», который в ответ приветливо помахал маленьким дворником на заднем стекле.
«Совсем как дружелюбный пёсик, задумавший оттяпать тебе половину ноги...» – спросонья подумала Марина и закусила нижнюю губу.