...Маринина бабка тогда причитала точно так же: «Господи, дай мне сил! Господи, дай сил МНЕ!» – И на ей по губам. На! Чтобы невольно было всуе всякую околесицу в доме про нечистых нести. Да-да, именно так! Что б враз всех мертвяков из башки повыбить. Дед Поникар, напоминавший беспокойного рака-отшельника, суетился рядом и тоже бубнил невесть что, на счёт мародёрства и «нынешнего оголтелого поколения никчёмышей, за которыми только глаз, да глаз нужен, иначе они ещё и не такого навертят».
Марина ничего не понимала и лишь беспомощно щурилась всякий раз, как костлявая рука старухи хлёстко била её по губам. В голове царила настоящая вакханалия, а за её медным звоном всё явственнее ощущалось стремительное наступление ЧЕГО-ТО извне. Это было оно – БЕЗУМИЕ; мягкие шажки лапок с крошечными подушечками – так подкрадывается хищник, маскируясь под шорох травы. Затем с Мариной случилась истерика, и больше из событий того ужасного дня она ничего не запомнила.
- По мне, так можешь и вовсе нажраться, – прошипела Марина. – На такси уеду, – она встала из-за стола и направилась к выходу.
- Марина! – Глеб хотел было поймать жену за руку... но это оказалась лишь тень; эфемерная подделка под плоть извернулась, окатила флюидами ненависти и просто растворилась.
- Оставь ты. Это нервы всё. Пускай «перекурит» малость – сейчас всем не по себе, – Славин смотрел мимо Глеба, потом спохватился и махнул очередную стопку. Из всех, присутствующих за столом, он был самым близким другом Сергея – ещё с тех незапамятных времен, когда они вместе пропадали за гаражами.
- Да уж, сегодня и впрямь денёк не из лёгких, – выдохнул Зимин, размышляя о чём-то своём.
Старушка в уголке снова заплакала.
- Тут такие дела... – отрешённо произнёс молчавший до сих пор Стасюлевич.
Его Глеб не знал совсем.
«Наверняка один из последних Сергеевых дружков, которых почему-то оказалось намного меньше, чем вроде бы должно было быть на деле».
Хотя, по любому, прийти, проститься с другом, по известным причинам, отважились не все.
- Что-нибудь серьёзное? – отрывисто бросил Зимин и тут же замолчал, поняв, насколько по-идиотски звучит сегодня данная фраза.
- Серьёзное, – выдохнул Славин, машинально «обновляя» стаканы.
Глеб ничего не сказал; он продолжал смотреть в одну точку, желая, чтобы вся эта сцена показной скорби поскорее закончилась.
- Ко мне тут следователь на днях приходил, – вздохнул Стасюлевич. – Расспрашивал всё...
- О чём? – спросил Зимин.
- Обо всём.
- Но ведь дело вроде как закрыто уже, – занервничал Зимин.
- Вот именно: вроде как... – Стасюлевич исподлобья посмотрел на Глеба – хотя посмотрели, скорее всего, все; просто Стасюлевич сидел ближе всех и единственный попадал в область периферического зрения.
- Ты ничего не знаешь? – спросил Славин.
Глеб неопределённо пожал плечами.
- Он ведь брат твой, как-никак, – зачем-то добавил Зимин.
Глебу захотелось просто наподдать по этой наглой роже, решившей так некстати поумничать; однако он быстро осознал, что мордобой сегодня тоже совсем не к месту и мысленно заставил себя не кипятиться почём зря.
- Брат, – Глеб усмехнулся. – Да любой из вас о Сергее побольше моего знает, потому что вместе делишки свои и прокручивали. Или вы тоже водителями были?.. – Глеб почувствовал, что хмелеет, однако о сказанном ничуть не жалел – давно пора уделать этих ХИТРОЖОПЫХ придурков, возомнивших себя Спинозами.
Славин дёрнулся, но тут же взял себя в руки, и лишь мельком глянул на старушку в углу.
- Давай выйдем, – предложил он. – А парни тут о своём пока потолкуют.
- Нет, а что следователь-то хотел? – не унимался Зимин.
- А то ты не знаешь... – растянуто произнёс Стасюлевич, попутно «опрокидывая» очередную стопку.
Глеб поднялся, посмотрел на мать.
«Интересно, – подумал он, – а вправе ли я сегодня вообще уезжать?..»
Славин подцепил Глеба за руку. Вдвоём они вышли на кухню, не обращая внимания на ожившие под ногами скрипы.
8.
Светка не шла, а буквально летела. Кругом грустила осень – всеобщее увядание, угасание, умирание, – а в душе наконец-то наступила оттепель. Долгожданная весна, и к чертям, что календарь свидетельствует об обратном!
«Это всего лишь мелованная бумага, типографская краска и вера людей... в то, что всё действительно так, а не иначе. Но бывает и наоборот. Достаточно лишь заставить сознание поверить в чудо».
Светка шагала уже практически вприпрыжку, отчего Юрка неизбежно отставал, не в силах совладать со своим тяжеленным «скафандром». Дождик закончился, но легче от этого не стало: выпавшая влага превратилась в сгустки тумана и теперь медленно ползла вверх по зданиям в виде удушливых испарений.
Юрка не понимал, почему всё именно так. По идее, после дождя должно непременно похолодать – так было всегда, – но сегодня почему-то этот закон не действовал, а вниз по спине, тем временем, текли полноводные ручьи. Юрка отдувался из последних сил, но предпочитал молча сносить муки, не заостряя лишний раз внимание сестры на своей персоне: сегодня и без того будет время насладиться обществом друг друга.