Что за чудо. Вот так наваждение! Вода — как расплылась. Перед глазами тот же ровный лед, — никакой воды. Удивленный, я спустился с тороса… и снова увидел полынью. По ней плавали льды и, казалось даже, рябила зыбь. Снова поднялся на торос, и снова исчезла полынья, как будто лед всосал воду. Я несколько раз поднимался и опускался в нижний слой воздуха, производивший мираж! Само слово заключает представление о прекрасном видении! А здесь мираж — та же картина полунощного океана, столь же мертвая и мало отрадная, как и все окружающее.
Возможность совершать прогулки необычайно приятна. Весь светлый промежуток времени мы на воздухе.
Процессия прошла к заранее раскинутой палатке с яствами. Горела яркая заря, небосклон был чист, всех манила надежда увидеть солнце. Около 12 часов поднялся на небе красный столб-отблеск восходящего солнца, но оно не поднялось настолько высоко, чтоб показаться нам из-за новоземельских гор. Впрочем, несколько праздничных рюмок в палатке-буфете настроили всех достаточно празднично.
И вдруг, неожиданно снеговой туман прорвался нежным лучом. Осветив текучую реку снега, блеснуло солнце.
— Солнце, солнце! — закричали на палубе.
Все бросили работу, закричали ура, ура — без конца — как будто совершилось особо радостное событие. Кто-то выстрелил из ружья, потом ударила пушка. Без слов мы стояли небольшой кучкой и смотрели на солнце, медленно высвобождавшееся из снежного тумана. Наконец-то дождались настоящего дня!
Состоялся экспромптом праздник. Лозунг дня: да здравствует солнце на долгие времена!»
Глава девятая
«ГТ. ет никаких оснований называть «весной» время года сейчас же за окончанием полярной ночи. Действительно, приближалось весеннее равноденствие, а далеко на юге и взаправду наступала весна, но в стране, где жили мы, ничто не напоминало о весне. — Те же морозы, бешеные вьюги — не замечалось никакого влияния солнца: оно светило холодным блеском, и косые лучи не могли повысить температуру хотя бы на десятую долю градуса.
Но мы говорили — весна пришла. В самом деле, как иначе назвать радостную перемену в природе, как не весной? — При свете дня выступили почти забытые подробности окружающего пейзажа. Все казалось новым. На горах почти не осталось темных пятен — они поднимались к небу белыми привидениями. На льду, там, где раньше стояли высокие торосы, расстилалась ровная волнистая пелена снега, изрытого застрюгами [61]
. На скалистых обрывах гор повисли узорами лавины, а у подошвы каменных стен образовались глубокие снежные коридоры. «Фока» тоже закутался: из снежной одежды видны только стройные мачты, бушприт с утлегарем да ют с трубой. Нет необходимости пользоваться сходнями, — прямо с борта шагаем на снежную равнину.Все сияло белизной и радостью. Но наши жилые помещения при свете дня казались еще мрачнее. Когда в первый раз золотой солнечный луч ворвался в иллюминатор и заиграл в темноте кают, стало заметно, сколько копоти накопилось за зиму: при искусственном свете мы не замечали, что стены стали серыми от табачного дыма и копоти сутками горящих ламп.
Однако эти серые стены нимало не мешали предаваться самым розовым мечтаньям и никогда, думается, не слышали таких бодрых возбужденных голосов, как в эти первые «настоящие» дни.
Солнце взошло, наступает время, когда мы можем, наконец, приступить к работе в полном объеме. Мы готовы к ней; пред каждым непочатый край дела. Новая Земля почти неизвестна в этой части, — местности, где ступала человеческая нога, — все наперечет, и этих мест чрезвычайно мало. За высокой линией восточного горизонта скрыта загадка Новой Земли. Что там — отдельные ли фирновые [62]
поля, как на Шпицбергене, или же — ледяной покров, как в Гренландии и на южном Антарктическом Материке? Мы уже теперь склонны думать, что вся земля погребена льдом, но это нужно доказать, наука не верит поверхностным наблюдениям. И мы чувствуем силу, необходимую для исследований. Осенние экскурсии дали опыт и показали чрезвычайную важность всех, на первый взгляд, ничтожных мелочей снаряжения. Мы способны были часами обсуждать разницу в несколько граммов суточной провизии, или посвящать целое заседание усовершенствованию укупорки саней.Разумеется, такие споры можно было услышать только в дни бурь и метелей. Каюты пустели в каждый хороший день.