В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы

В час ночи меня разбудил Евгений: было видно, что море ему уже по колено. Когда я выбрался наружу и, присев у огня, попытался продрать глаза, он поинтересовался, не хочу ли я еще поспать. Они с Константином сидели на бревне у костра и широко, по-заговорщицки улыбались, всем своим видом показывая, что веселье только начинается. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы они шли спать: мы и так целыми днями вместе, поэтому в свою вахту мне хочется посидеть в тишине. Они разлили по новой и протянули мне полную кружку. В последние несколько дней, за неимением ничего лучшего, они пили только медицинский спирт, разводя его всё меньшим и меньшим количеством воды. Вчера я попробовал глоток, но пить это было невозможно. Горло обожгло, как расплавленным свинцом. Постепенно мое раздражение прошло, и у меня комок подступил к горлу, когда они сказали, что здесь они чувствовали себя в своей стихии. Завтра всё закончится, и они вернутся в Москву, в свою повседневную тоскливую суету. Окутанные дымом ностальгии, мы нарезали последние куски сыра и испанской колбасы, показавшиеся нам божественно вкусными. Эхом разнеслись над замерзшей равниной русские песни.

Наша вахта закончилась в 4 утра. Я подумал, что до прихода «Ивана Киреева» стоит устроить напоследок еще один поход к мысу Петровского. Возможно, поглощенные мыслями о медведе, мы пропустили то место, где стоит столб с надписью BAR. Согласно отчету Кравченко, столб находится в полукилометре на юго-восток от мыса. В этом направлении мы и решили отправиться. Пока мы проверяли оружие, я заметил белого медведя, неторопливо обнюхивающего наш флаг. В лагере сразу же началась паника. Виталий, мирно дремавший у огня, подпрыгнул чуть ли не на метр. Я помчался в хижину, чтобы взять фотоаппарат и ракетницу. Медведь, напуганный внезапной суетой, быстро развернулся и резво потрусил прочь. Это был хороший знак: полярный хищник, досаждавший нам всё это время, очевидно, еще меньше желал оказаться в компании с нами, чем мы – в компании с ним. Тут мы с Джорджем набрались храбрости и пустились за ним, время от времени стреляя из ракетниц. Наше героическое преследование продолжалось около 10 минут, пока медведь не исчез где-то в глубине острова. Русские, испуганные чудовищем до полусмерти, остались позади, и мы оставили их в тревоге и волнении.

Часа через полтора мы шли в сторону точки, указанной Кравченко в его экспедиционном отчете. Вот уже показался бывший лагерь геодезистов. Я огляделся вокруг и – провалиться мне на этом самом месте! – заметил метрах в сорока пяти от лагеря крепко вкопанный в землю деревянный столб. Имея в диаметре около 25 сантиметров, он располагался приблизительно в 100 метрах от берега. Вершина столба была стесана под конус, и в нее вбит толстый штампованный гвоздь с рифленой шляпкой. Северо-западная сторона была стесана вертикально, и на плоской поверхности было вырезано несколько букв: вверху В, затем то ли А, то ли Р и на конце, как мне поначалу показалось, R. Ниже были цифры 55, а за ними – полустертая, но всё же узнаваемая кириллическая буква г, что значило «год». Я внимательнее присмотрелся к R. Верхняя часть буквы была отколота. То, что когда-то было К, теперь выглядело как R. Вся надпись была сделана кириллицей. С противоположной стороны столба было грубо вырезана рожица. Геодезисты использовали этот столб для своих измерений.

Ни захоронений, ни вообще чего-либо особенного поблизости не было. Неужели Кравченко не заметил, что рядом – горы мусора и остатки палаточной стоянки? Я поставил Джорджа рядом со столбом и сделал несколько снимков, чтобы получить документальное свидетельство ошибки Кравченко. Было без четверти восемь утра, когда, немного разочарованные, мы вернулись в хижину.[63]

Наши товарищи напряженно ожидали радиосвязи с «Иваном Киреевым». В 8:30 утра нам сообщили, что корабль уже движется к нам и войдет в залив через 15 минут. Мы должны немедленно приготовиться к отъезду. Мы вытащили все упакованные вещи к линии прибоя. Вдали показался корабль. Плашкот был уже спущен на воду и приближался к берегу. Что ж, времени они зря не теряли! Но, едва они приблизились, стало ясно, что через буруны им не перебраться. Боцман растерянно маневрировал взад и вперед между волн, но высадиться на берег не решался. Судно было так близко, что видны были капли пота у боцмана над бровью. Он раз за разом пытался оседлать волну, но, когда он видел, как буруны разбиваются о нос, то спешно давал задний ход. С каждым разом его действия выглядели всё менее уверенно. Оба матроса торопливо перемещались с носа на корму и обратно. Было заметно, что они охвачены волнением. В последней отчаянной попытке одного из матросов посадили на маленькую надувную лодку, которую плашкот буксировал за собой. Бедняга едва успел усесться и приготовился грести через буруны, когда его лодку захлестнуло волной. Второй матрос держал буксирный конец и беспомощно смотрел, как его товарищ, похожий на мокрого кота, пытается грести. С каждой новой волной его положение становилось всё безнадежнее и вместе с тем комичнее. В своих болотных сапогах мы зашли подальше в воду, пытаясь вытащить его на берег как можно скорее. Чтобы перевезти людей и снаряжение, предполагалось сделать несколько ходок к плашкоту. Русские решили держаться этого плана. Быстро вычерпав воду из лодки, мы покидали в нее матрасы и спальники. Однако в прибое лодку, конечно же, снова залило водой, и наши спальники отправились в плавание по Северному Ледовитому океану. В конце концов экипаж плашкота принял решение подтянуть лодку и прекратить эвакуацию. Удрученные неудачей, мы остались на берегу вместе с промокшим до костей матросом и такими же промокшими спальниками. В довершение ко всему кто-то положил мокрый спальный мешок на мой фотоаппарат. Когда я взял его в руки, из него полилась вода. Это был тот самый фотоаппарат, которым я снимал столб с надписью BAR 55. Значит – всё впустую…

Мы вернулись в хижину совершенно раздавленные. Половина команды промокла. Костер еще не потух, и мы смогли высушить одежду. Константин помог Стасу, матросу с плашкота, раздеться и посадил его у огня. От его тела шел пар. Какое-то время я тешил себя надеждой, что во второй половине дня они предпримут еще одну попытку снять нас с острова. Но этот сценарий оказался слишком оптимистичным. Нам придется провести еще одну ночь в Благохранимом доме № 2. Виталий снова развернул радиоантенну и попытался установить связь с «Иваном Киреевым». Ответа не было. На наши красные ракеты тоже не последовало никакой реакции. Весь экипаж должен быть на борту. Наверняка нас кто-то заметил. В бинокль я не видел на палубе ни одной живой души. Что там происходит?

Только в установленное время, в 6 вечера, мы связались по радио с кораблем. Тогда-то выяснилось, что они не видят никакой возможности забрать нас. Ища выход из безвыходной ситуации, Боярский предложил, чтобы мы сами дошли пешком до мыса Желания. У Виталия и Николая это не вызвало никаких возражений; даже не взглянув на карту, чтобы узнать, как далеко придется идти, они принялись упаковывать в рюкзаки самые необходимые вещи: Николай – образцы растений, а Виталий – радиопередатчик.

«Марш смерти, – сказал Евгений. – Но, думаю, мы справимся». Я еще раз взглянул на карту. Идти предстояло больше 40 километров через горы, курумы, реки и расщелины, заполненные рыхлым снегом. Совершенно незнакомая местность! Константин в своих резиновых сапогах сел рядом со мной. Он, безусловно, пошел бы с Евгением, но было видно, что его терзают сомнения. Он посмотрел на нас. Мы с Джорджем категорически отказались. После долгого обсуждения все согласились, что этот план бредовый. Русские сказали, что, если мы не пойдем, они тоже не пойдут. Мы были готовы их обнять – после совместного пребывания на острове мы стали сплоченнее. У Стаса, матроса с «Ивана Киреева», не было подходящей обуви, некоторые из нас получили травмы: короче, добром это не кончилось бы. Теперь возникла новая ситуация. Поскольку надежды на судно очень мало, мы с Джорджем обсудили возможность использования резервного фонда, чтобы вызвать вертолет из Диксона. В конце концов мы решили подождать очередного сеанса связи с «Иваном Киреевым» в 11 часов вечера. Добившись разрешения воспользоваться радио, Джордж дал понять, что мы будем следить за погодой и, если погода окажется благоприятной, надеемся на еще одну попытку выслать за нами плашкот. По счастью, на том конце связи тоже так думали. Я спросил, могу ли я поговорить с Гавронским, так как нам было сказано, что партия Ледяной Гавани находится на борту. Когда после всех перебоев в связи Евгений, тщательно подбирая слова, перевел нам содержание разговора, я понял наконец, что те всё еще остаются в лагере на берегу. Эта новость подняла нам настроение и отогнала чувство тоскливой безнадежности, овладевшее обитателями хижины. Мы могли спокойно лечь спать. Русские залезли в свои мокрые ватные спальники, а Стас, щеголявший в собранной с миру по нитке одежде, решил провести у костра всю ночь. Зайти внутрь он отказался. Еле живой от усталости, я лег спать в начале двенадцатого и сразу уснул.