В лесах (Книга 1, часть 2)

- Слышала и я, слышала, Софьюшка,- вздыхая, промолвила Манефа.- Экой грех-от!.. Стяжателю такому, корыстолюбцу дали священство!.. Какой он поп?.. Отца родного за гривну продаст.

- Ну вот, матушка, ты в одно слово с Филаретой сказала,- а мать Лариса за Корягу горой. Ну и пошли. Да ведь обе они горячие, непокорливые, друг перед другом смириться не хотят, и зачалась меж ними свара, шумное дело. Столько былогреха, столько греха, что упаси царь небесный. Мать Лариса доказывать стала, что не нам, дескать, о таком великом деле рассуждать, каков бы, дескать, Коряга ни был, все же законно поставлен в попы, а Филарета: "Коли, говорит, такого сребролюбца владыка Софроний поставил, значит-де, и сам он того же поля ягода, недаром-де молва пошла, что он святыней ровно калачами на базаре торгует". А Лариса такая ведь огненная, развернись да матушку Филарету в ухо. Та едва отскочить успела.

- Где ж это было?.. В келарне?.. При мужиках?..- встав с лежанки и выпрямляясь во весь рост, строгим, твердым голосом спросила Манефа.

- Случилось это, матушка, у Аркадии в келье,- ответила мать София.- Так матери в два веника и метут - шум, гам, содом такой, что вся обитель сбежалась. Просто, матушка, как есть вавилонское языков смешение!.. И уж столько было промеж них сраму, столько было искушения, что и сказать тебе не могу. Как пошли они друг дружке вычитывать, так и Михайлу Корягу с епископом забыли, и такие у них пошли перекоры, такие дела стали поминать, что и слушать-то стало грешно... Что и смолоду водилось, а чего, может статься, и не бывало - все подняли. Уж судачили они, судачили, срамили себя, срамили - с добрый час времени прошло. Мать Таифа их было уговаривать - и слышать не хотят. Насилу-то насилу мать Аркадия их развела, а то бы, пожалуй, в драку полезли, искровенились бы.

- Марья Гавриловна слышала?- спросила игуменья.

- Как не слыхать, матушка. Приходить не приходила, а Таня, девица ее, прибегала,- отвечала София.

- Злочинницы! - резко сказала Манефа, ходя взад и вперед по келье.- Бога не боятся, людей не стыдятся!.. На короткое время обители нельзя покинуть!.. Чем бы молодых учить, а они, гляди-ко!.. Как смирились?

- Известно, миротворица наша, мать Виринея, в дело вступилась... ну и помирила. На другой день целое утро она, сердечная, то к той, то к другой бегала, стряпать даже забыла. Часа три уговаривала: ну, смирились, у нее в келарне и попрощались.

- То-то Филарета давеча стояла, глаз не поднимаючи, а Лариса даже и не пришла встретить меня.- молвила Манефа.

- Хворает, матушка, другой день с места не встает,- подхватила София,горло перехватило, и сама вся ровно в огне горит. Мать Виринея и бузиной ее, и малиной, и шалфеем, н кочанной капусты к голове ей прикладывала, мало облегчило.

- Не погляжу я на хворь ее,- молвила гневно Манефа.- Не посмотрю, что соборные они старицы: обеих на поклоны в часовню поставлю и за трапезой... В чулан запру!.. Из чужих обителей не было ль при том кого?

- Нет, матушка, никого не было.

- А толки пошли?

- Как толкам не пойти,- отвечала мать София.- Известно, обитель немалая: к нам люди, и наши к чужим. Случился грех, в келье его не спрячешь.

- Обитель срамить!..- продолжала Манефа.- Вот я завтра с ними поговорю... А девицы в порядке держали себя?

- Все слава богу, матушка, никакого дурна не было.

- Супрядки бывали?

- Бывали, матушка, и сегодня вплоть до твоего приезда у Виринеи в келарне девки сидели.

- Чужие приходили?

- Бывали, матушка, и чужие: от Жжениных прихаживали, от Бояркиных.

- А от Игнатьевых? - быстро спросила Манефа.

- Как можно, матушка! Статочно ли дело супротив твоего приказа идти? отвечала мать София.

- Деревенских парней не пускали ль?

- Ай что ты, матушка! Да сохрани господи и помилуй! Разве мать Виринея не знает, что на это нет твоего благословенья? - сказала София.

- Хорошая она старица, да уж добра через меру,- молвила Манефа, несколько успокоившись и ложась на войлок, постланный на лежанке.- Уластить ее немного надо. У меня пуще всего, чтоб негодных толков не пошло про обитель, молвы бы не было... А тараканов скотнойморозили?

- Выморозили, матушка, выморозили. Вчера только перешли, - отвечала мать София.

- А Пестравка отелилась?

- Телочку принесла, матушка, а Черногубка бычка.

- И Черногубка? Гм! Теперь что же у нас, шестнадцать стельных-то? спросила Манефа.- Да, должно быть, что шестнадцать, матушка,- отвечала София.

- Масла много ль напахтали? - продолжала расспросы Манефа.

- Не могу верно тебе доложить,- отвечала София,- а вечор мать Виринея говорила, что на сырную неделю масла будет достаточно, с завтрашнего дня хотела творог да сметану копить.

- Сапоги работникам купили?

- Купили, матушка, еще на той неделе с базару привезли.

- Зажил глаз у Трифины?

- Все болит у сердечной,- отвечала София,- совсем врозь глазок-от у нее разнесло... Выльется он у нее, матушка, беспременно выльется.

- Лекарство-то прикладывает ли? - спросила Манефа.- Не даром за него деньги плачены.

- Прикладывает, матушка, только пользы не видится. Уж один бы конец, отвечала мать София.