В лесах (Книга 2, часть 4)

- "Петру Спиридонычу,- прокинув несколько строк, продолжала Фленушка,- а кресты с мощами Одигитрию, остальные книги печатные и харатейные, пятнадцать счетом, Гусевым. И говорили они, что почли бы за великое божие благословение, если б из Шарпана на гонительное время к ним Казанску владычицу прислали, пуще бы зеницы стали беречь ее и жизни б скорее лишились, чем на такое многоценное сокровище еретическому глазу на един миг дали взглянуть. А еще уведомляю вас, матушка, что по всей Москве древлеправославные христиане весьма прискорбны остаются при находящих на жительство наше напастех и весьма опасны разорения старинных наших святых мест...

А приехавши в Питер, прямо к Дмитриеву каретнику прошла. Живет от машины неподалеку, и в тот же день вместе с ним к Дрябиным ездила, а вчерашний день, в пятницу сиречь, к Громовым на дачу ездила... И сведала я от них, матушка, для нашего жительства вести неполезные - вышло строгое приказанье: все наши обители порешить беспременно. И теперь в нашу пользу никто ничего сказать не может, ни за какие миллионы. Василий Федулыч Громов так и сказал: "Если б, говорит, таковых, как я, пятьдесят тысяч человек все свои имения отдали, чтоб тому делу препятствовать, и то бы, говорит, ничего не поделали".

А указ, сказывали, вышел такой же, как по Иргизу был: всех по ревизии к скитам неприписанных выслать по ихним местам и оттоль не выпускать никуда до скончанья их веку... Часовни и моленныя велено порушить, а хозяйства отнюдь не нарушать. Значит, и келья и все имущество, какое в них,- вольны будем взять с собой, кому куда следует по закону. Потому и думаю я, матушка, что не довлеет нам зело сокрушаться; наше при нас же останется... За сим, припадая к честным стопам вашим и прося святых молитв пред господом..."

- Конец, что ли? - спросила Манефа.

- Конец,- ответила Фленушка.

- Прекрати,- сказала Манефа. Быстро встала с места, выпрямила стан и, закинув назад руки, начала ходить взад и вперед по келье.

- Возьми бумагу,- сказала Фленушке. Та вышла и воротилась с бумагой. Стала Манефа ей сказывать, что писать.

К Таифе писано, чтоб в Петербурге не засиживалась, кончала б дела скорее и ехала домой, чтоб быть в обители, когда указ будет объявлен. "Сама знаю,писала Фленушка со слов Манефы,- что от выгонки хозяйству ни малой расстройки не будет потому больше, что един от благодетелей пожаловал тысячу двести целковых на покупку в городе четырех дворовых мест. На мимошедшей неделе Полуехт Семеныч места совсем приторговал, и я дён через десять поеду в город купчие крепости совершать. А если позволено будет строенье перевезти в город, то за перевозку и плотникам за работу тот же благодетель заплатить обещался. Стало, большого убытку нам не будет, пространной жизни только лишимся: часовенной службы не станет, и канонниц нельзя будет по городам рассылать...

Делать нечего... келейно господу помолимся, убытку от того не будет, а еще свечей да ладану изойдет меньше, а в канонницы для рассылок можно будет свежих набрать, которы в списке не значатся; тем вольный ход, куда хочешь... Выгонка та меня нимало не смущает, одно только жаль - с местом расставаться... Сколько годов на нем жили: и горести и радости видели, к каждой травоньке привыкли, думали тут и жизнь скончать... Сама посуди, мать Таифа, каково мне будет, когда придется отсель уезжать?.. При моем-то хилом здоровье, при моих-то недугах!.. Бога ради, матушка, все покидай, приезжай только скорее. Немало у нас в обители и верных людей и надежных, да умных маловато, а домовитых да по хозяйству искусных, опричь тебя, кого назвать?.. В столь прискорбное время без тебя как без рук буду!.. Ради господа и пресвятой владычицы богородицы приезжай поскорее... А у Громовых да у Дрябиных покучься хорошенько, пособили бы нам ради выгонки, а мы вечные их богомолицы..."

* * *

Под вечер, только что солнышко спряталось за окраину леса, что чернее по закраю неба вкруг Комарова, только что поляны возле перелесков белыми волнами вечернего тумана подернулись, Фленушка с Марьюшкой, осторожно выйдя за околицу и сторожко озираясь во все стороны, тихо спустились в Каменный Вражек. Там уж сидели казанец с саратовцем.

- Что?.. Соловушков слушать?..- весело молвила Фленушка, и беззаботно-веселый смех ее звонко раздался по Вражку.- Опоздали, молодцы, смолкли соловушки, Петров день на дворе... Послушать песенок хотите, слушайте, как лягушки квакают.. Чу!.. как дергач трещит...

- Девичьи речи слаще птичьего щебета! Веселей соловьиного пенья голосок ненаглядной красотки! - с улыбкой промолвил молодой Самоквасов, идя навстречу к ней.

- Наскажешь турус ка колесах!.. Только послушай тебя!..- с небрежной улыбкой ответила Фленушка.

- Верное слово! - вскликнул на то Самоквасов, ровным, медленным шагом отходя с Фленушкой к ближнему перелеску.

- Так я и поверила! - отворачиваясь от него, с лукавой улыбкой молвила Фленушка.- И думать-то, чай, про меня позабыл!