За столом старцы были, при них по скитскому обычаю жене ни прощи, ни иного начального дела творити не подобало. В часовне за часами Манефа Галактиону предложила "за молитвы" возглашать, дневное Евангелие читать и отпусты говорить, а в келарне барину того игумна, отцу Иосифу, предоставила прощу творить.., И доволен же был чухломской дворянин возданною ему честью; заслезились старые очи его от избытка чувств... Ударила Манефа в кандию, Марьюшка, стоя за налоем, начала чтение "похвалы апостолам", а Виринея распорядилась ставкою на столы кушанья. И все ели и все пили благодушествуя, в великом смирении и в строгом молчании.
И никто не сидел так степенно, никто не держал себя так чинно истово, ни на чьем лице не было видно такого смирения, как у Василия Борисыча: очи долу, главою поникши, сам недвижим и бесстрастен...
А у самого на уме: "Девицы красавицы, стаей лебединою пируют у Фленушки, льются речи звонкие, шутками да смехами речь переливается, горят щечки девушек, блестят очи ясные, высокие груди, что волны, тихо и мерно колышатся..." И сколь было б ему радостно в беседе девичьей, столь же скучно, невесело было сидеть в трапезе обительской!
На почетный стол становили кушанья, что искусной рукой Дарья Никитишна сготовила, на другие столы становили яства попроще, стряпни Виринеиной. На почетный стол подавали дорогие вина заморские, на другие столы квасы ставленные, брагу сыченую, пиво мартовское домашнего варева. Патап Максимыч, зная, что будут на празднике Смолокуров, удельный голова и кум Иван Григорьич, захватил с собой по дороге не одну дюжину шампанского, но мать Манефа отказала ему наотрез потчевать тем вином гостей на трапезе. "Отобедавши, в келье что хошь твори, а на трапезе людей не блазни,- сказала она.- Того не повелось, чтоб эту заморскую кипучку в обителях пить". Патап Максимыч спорить не стал, потому что тут же вспало ему на ум устроить вечером пирушку в опустелом домике Марьи Гавриловны, где пристал он с кумом Иваном Григорьичем да с удельным головой... "Ладно, хорошо,- сказал он сестре,- только соснем после обеда, тотчас за дело примемся. У тебя пойдет собор, а у нас содом. Ужину сготовь хорошую, чаю, рому, закусок подай, чтоб все было в порядке, как следует. Да посуды побольше - неравно бить зачнем!"
Кончилась трапеза, чинно пошли из келарни. Едва показалась на крыльце мать Манефа, пришлые богомольцы стали ей кланяться, и далеко разносились сотни голосов, благодаривших гостеприимную игуменью и желавших ей со всей обителью доброго здравия и вечного спасения. Остановившись на верхней ступени, едва наклонила голову величавая Манефа и приказала конюху Дементью поднести мужичкам "посошок" (Последняя заздравная чарка вина на прощанье.) в путь-дорогу, а мать Назарету послала на луг за околицей оделять баб, девок и ребятишек пряниками, орехами и другими сластями. И толпа, как волна, с шумом и говором хлынула со двора обители... Вскоре по всем сторонам вкруг скита раздались громкие песни и, постепенно стихая, замерли в отдаленьи: то прихожие христолюбцы расходились по деревням с богомолья.
* * *
Через час после обеда собор начался. Середь келарни ставлен был большой стол, крытый красным кумачом. На нем положили служебное Евангелие в окладе, с одной стороны его на покрытом пеленою блюде большой серебряный крест, с другой - Кормчую книгу. Десятка полтора других книг в старинных, почерневших от времени переплетах положены были по разным местам стола.
Манефа на этот раз чухломскому дворянину указала на первое место. И старец Иосиф чуть не задрожал от радости: никогда и во сне не грезилось ему столь великого почета. Справа от него поместились Василий Борисыч и старцы, слева Манефа и другие игуменьи. Соборные и рядовые старицы разных обителей стали у лавок вдоль стен.
Справили семипоклонный начал, старец Иосиф замолитвовал, мать Манефа поаминила... (Сказала: "Аминь".). Все по своим местам сели.
Начал Василий Борисыч. Встал, перекрестился, на все стороны поклонился и начал читать нараспев послание на Керженец от московского общества старообрядцев:
- "Преподобным отцам н пречестным матерям, подвигом добрым вечного ради спасения подвизающимся, сущим во святых обителях Керженских и Чернораменских, иде же православие сияет, яко светило.
Во-первых, пожелав вам душевного спасения, вкупе же и телесного здравия, а во иноческих трудах благопоспешения, в скорбях же утешения и достижения преподобных отец небесного лика, посылаем мы от великих духовных лиц господина митрополита кир Кирилла и от наместника святыя митрополии Белокриницкия кир Онуфрия, епископа браиловского, мир и божне благословение..."
- Не приемлем! - в заднем конце стола громко заговорили кривая мать Измарагда, игуменья обители Глафириных, и дородная мать Евтропия из обители Игнатьевых. К ним еще несколько стариц пристало. Иные стали даже отплевываться.
- Прекрати,- шепнула Манефа чухломскому дворянину. Иосиф ударил в кандию.
- Чего загалдели? - крикнул он на всю келарню.- На базар, что ли, сошлись?.. Слушай до конца!.. Нишкни!.. Шутовки этакие, прости господи!..