В горницах Марьи Гавриловны шумно идет пированье. Кипит самовар, по столам и по окнам с пуншем стаканы стоят. Патап Максимыч с Смолокуровым, удельный голова с кумом Иваном Григорьичем, купцы, что из города в гости к Манефе приехали, пароходчик из Городца частенько усы в тех стаканах помачивают... Так справляют они древнюю, но забытую братчину-петровщину на том самом месте, где скитская обрядность ее вконец загубила, самую память об ней разнесла, как ветер осенний сухую листву разносит...
Был в той беседе и Самоквасов с нареченным приказчиком. Был он в тот день именинник и накануне нарочно посылал работника в город захватить там побольше "холодненького" (Холодненьким в купеческих беседах зовется шампанское и вообще шипучее вино.).
Белый день идет к вечеру, честной пир идет навеселе. На приволье, в радости, гости прохлаждаются, за стаканами меж собой беседу ведут... Больше всех говорит, каждым словом смешит подгулявший маленько Чапурин. Речи любимые, разговоры забавные про житье-бытье скитское, про дела черниц молодых, белиц удалых, про ихних дружков-полюбовников. Задушевным смехом, веселым хохотом беседа каждый рассказ его покрывает.
Пированье было в полном разгаре, когда стал расходиться собор. Завидел Патап Максимыч московского посланника, зовет его на беседу.
Вошел Василий Борисыч, богу помолился, беседе поклонился, сел за стол возле самого Патапа Максимыча.
- Ну что? - спросил его Смолокуров.- Что уложили, на чем порешили?
- Да, можно сказать, ничем,- с досадой ответил Василий Борисыч.- Какой это собор?.. Просто содом?.. Толков много, а толку в заводях нет.
- Ха-ха-ха-ха!..- так и покатился со смеху Патап Максимыч.- О чем же толковали матери келейницы, сухопары сидидомницы?
- Одна врала, другая не разобрала, третья все переврала, вот и весь тут собор,- с пущей досадой промолвил Василий Борисыч.
- Дело твое, значит, не выгорело? - усмехнувшись, спросил его Патап Максимыч.
- Да разве можно с этим народом какое ни на есть дело сделать?- сказал московский посланник.- О чем ни зачни, ни ползет, ни лезет, ни вон нейдет.
- Еще бы!- одобрительно кивнул головой Патап Максимыч.- Захотел у бабья толку. Скорей от козла молока, чем толку от бабы дождешься... Да ты, Васенька, не горюй, не печалься!.. На-ка вот лучше выпей!.. Я так рад, что тебе неудача... Значит, в Москву теперь глаз не кажи...
- Ох, уж не говорите, Патап Максимыч!..- почесывая затылок, молвил Василий Борисыч.- Хоть живой в гроб ложись,- вот каково мне приходится.
- Зачем до смерти в гроб ложиться? - сказал Патап Максимыч.- Ты вот что, наплюй на Москву-то, не езди туда... Чего не видал?.. Оставайся лучше у нас, зачнем поскорей на Горах дела делать... Помнишь, про что говорили?
- Уж, право, не знаю, что и сказать вам,- в досаде, взволнованным голосом молвил Василий Борисыч.- Вот уж впрямь, что ни вон, ни в избу, ни со двора, ни на двор. Поневоле затылок зачешешь.
- Нечего раздумывать, не о чем кручиниться,- весело молвил Чапурин.Говорил я тебе, желаючи добра, советовал: плюнь на эти пустошные дела, развяжись с архиереями да с келейницами... Какого проку нашел в них?.. С твоим ли разумом, с твоим ли уменьем валандаться в этих делах?.. Эх, зажили б мы с тобой!.. Ты еще не знаешь, что на ум мне пришло!..
- Ох, искушение! - глубоко вздохнул Василий Борисыч.
- Опять заводит свое "искушенье"!- с досадой промолвил Чапурин.- Эк оно у тебя к языку-то крепко прилипло... А ты перво-наперво пей!.. И подал ему стакан пуншу.
- Нет, уж увольте меня, Патап Максимыч,- сказал Василий Борисыч, отодвигая стакан.
- Нет, брат, шалишь! У нас так не водится,- отозвался Чапурин.- Попал в стаю, так лай не лай, а хвостом виляй; попал в хмельную беседу, пей не пей, а вино в горло лей... Слышал?
- Ох, искушение! - робко промолвил Василий Борисыч, а сам озирается, нельзя ли куда подобру-поздорову дать стрекача.
- Пей же, говорят!.. Пей, других не задерживай!..- крикнул Патап Максимыч.
- Да мне от этого стакана с места не подняться,- молящим голосом проговорил московский посол.
- Врешь!.. Это бывает после девятого,- со смехом сказал Патап Максимыч.Аль не знаешь счету чарам похмельным?.. Знаешь, что ли?
- Нет, не знаю,- ответил Василий Борисыч.
- А еще славят, что всю старину как собаку съел! - вскликнул Чапурин.Слушай, что деды-прадеды наши говаривали: перву пить - здраву быть, другую пить - ум веселить, утроить - ум устроить, четвертую пить - неискусну быть, пятую пить - пьяным быть, чара шестая - пойдет мысль иная, седьмую пить безумну быть, к осьмой приплести - рук не отвести, за девяту приняться - с места не подняться, а выпить чарок с десять - так тут тебя и взбесит.
Дружно все захохотали, и Василий Борисыч волей-неволей опорожнил стакан.
- Послушай-ка, что я скажу тебе,- молвил Патап Максимыч, подсев к нему рядом.- Помнишь, как мы с тобой уговаривались? Сроку месяц еще остается, а теперь тянуть, кажется, нечего? Решай теперь же, да и все тут... Плюнь на попов, на дьяков и на всех твоих архиереев...