В лесной чаще

— Да. Примерно за ту же цену, что и остальные, — совсем неплохую для сельхозугодий, но гораздо меньшую, чем за землю под застройку. Морис Клири наотрез отказывался продавать — наверное, из упрямства: заявил, что его не сгонят с участка какие-то болваны в пиджаках, — но потом к нему заявились парни из одной холдинговой компании и объяснили, что построят фармацевтическую фабрику прямо на задах его фермы и если химические отходы будут попадать в его воду, то это не их проблема. Клири решил, что это угроза — уж не знаю, правильно или нет, — и продал землю. Как только Большая Тройка скупила все участки — под разными именами, но все ниточки ведут к ним, — они подали заявку на перерегистрацию земли и сразу получили ее.

— Кажется, местный совет в кармане у Большой Тройки, — заметил я.

— Похоже на то.

— Ты беседовал с членами совета?

— Да, конечно. Но толку никакого. Они очень вежливы, однако отвечают уклончиво. Могут говорить целыми часами и ничего не сказать по существу. — Я поймал удивленный взгляд Кэсси: Сэм жил рядом с политиканом и до сих пор не привык к подобным вещам. — Они утверждают, что перерегистрация земли… подождите, я записал… — Он пролистал блокнот. — «Наши решения во всех случаях направлены на соблюдение интересов сообщества в целом и принимаются в зависимости от информации, добросовестно и в должный срок предоставленной заинтересованными лицами, что не допускает каких-либо проявлений пристрастности и фаворитизма». Заметьте, это не фрагмент письма или доклада, а прямая речь. Он именно так мне и ответил.

Кэсси сделала вид, будто ее сейчас стошнит.

— Сколько стоит подкуп местного совета? — поинтересовался я.

Сэм пожал плечами:

— Если учесть, как долго все это тянулось и как много решений принималось, то получается кругленькая сумма. В любом случае Большая Тройка вбухала в землю кучу денег. Так что вряд ли их радовала мысль о переносе шоссе.

— Какой ущерб это могло им нанести?

Сэм указал на две тонкие линии, пересекавшие верхний угол карты.

— Насколько я понял, альтернативная магистраль может пройти здесь. На том же настаивают сторонники переноса шоссе. Это примерно две мили к северу, а местами — четыре-пять. Ясно, что северные участки по-прежнему будут в фаворе, зато южные резко упадут в цене. Я говорил с парой агентов под видом покупателя, они уверяют, что земли возле шоссе будут стоить в два раза больше, чем те, что тремя милями южнее. Точных расчетов я не делал, но речь идет о миллионах.

— За такое вполне могут звонить с угрозами по телефону, — тихо заметила Кэсси.

— А найдутся те, — добавил я, — кто может накинуть еще пару штук и нанять киллера.

Минуту мы молчали. Монотонная дробь за окном затихла, водянистый свет солнца, словно луч прожектора, упал на поверхность карты, выхватил из тени речное русло, рябью пробежал по мелким буквам и растаял в розоватой дымке. В противоположном конце комнаты сидевшей на «горячей линии» сотрудник пытался вставить слово в болтовню какого-то собеседника. Кэсси наконец пробормотала:

— Но почему Кэти? Почему не Джонатан?

— Потому что тогда мотивы были бы слишком очевидны, — отозвался я. — Если бы убили Джонатана, мы бы быстро вычислили, кому это выгодно. А с Кэти все могло сойти за сексуальное преступление. Полиция не стала бы ломать голову над историей с шоссе, а Джонатан сообразил бы, что к чему.

— Осталось лишь найти, кто стоит за Большой Тройкой, — произнес Сэм. — Но тут сплошной тупик. Фермеры не знают, кто покупатель; в совете заявляют то же самое. Я видел документы о купле-продаже, копии сделок, но они подписаны адвокатами, а адвокаты заявляют, что не могут называть фамилии без согласия клиентов.

— Как насчет журналистов? — вдруг спросила Кэсси.

Сэм покачал головой:

— А что журналисты?

— Ты сказал, что статьи о строительстве шоссе появлялись с 1994 года. Наверняка есть журналисты, которые следили за историей и прекрасно знают, кто скупил землю, хотя и не могут написать. Черт возьми, это Ирландия, здесь нет секретов.

— Кэсси! — воскликнул Сэм, и его лицо просияло. — Ты гений! С меня пиво.

— Лучше почитай за меня отчеты по опросу местных жителей. О'Горман строит предложения, как Джордж Буш. Часто я вообще не понимаю, о чем он говорит.

— Послушай, Сэм, — вмешался я, — если дело выгорит, мы будем каждый день ставить тебе пиво.

Сэм двинулся к своему столу, неуклюже потрепав Кэсси по плечу, и набросился на газетные подшивки с рвением собаки, напавшей на свежий след, а мы вернулись к своим отчетам.

Карта так и осталась висеть на стене и почему-то действовала мне на нервы. Видимо, меня угнетало совершенство исполнения, филигранная тонкость деталей: мелкие листочки в кудрявой массе леса, бугорки камешков в обрамлявшей городок стене. Или я боялся, что однажды подниму голову и увижу смеющиеся рожицы среди набросанных карандашом деревьев. В одном из желтых квадратиков Кэсси изобразила карикатурного домовладельца в костюме, с рожками и торчащими клыками. Она рисовала как восьмилетний ребенок, но, глядя на ухмыляющуюся физиономию, я каждый раз чуть не подпрыгивал на месте.