В лесу, на море, в небесах. Подлинная история избушки на курьих ножках

Что дальше было, того избушка сама не видела. Но баба-яга все ей поведала.

Как вернулась барынька домой, первым делом призвала к себе кухарку и велела ей отныне на завтрак печь исключительно оладьи, пироги и – тут секретарь сверился с книжицей – сдобные гречишники.

– Да яиц с маслом не жалей! – прикрикнул он на кухарку. И кофий черный барынька пить перестала, а исключительно со сливками. И мясо утиное да гусиное полюбила. И заморский овощ – картошку – наворачивать стала. И за столом салаты разные овощные не уксусом да прованским маслом поливать стала, а подкладывала к ним ложку самой густой сметаны.

В общем, в скором времени почувствовала барыня, что корсет уже так туго не затянешь, как прежде, а потом и грудь у нее налилась, зад вырос, бедра раздались, в походке появилась плавность, а в движениях какая-то кошачья повадка. На балах щеголи вокруг нее вьются, адъютанты букеты за ней носят, заслуженные генералы комплименты говорят, даже министры за корсаж украдкой поглядывают и улыбаются масляно. Весело барыне на балах!

А вот мужу ее невесело. Вроде умом он понимает, что в галантный век полагается ему не страдать, а радоваться успехам жены на амурном поприще, только он что-то не радуется.

И случилось, как предсказывала баба-яга: после одного из приемов в женином будуаре пал он перед ней на колени и взмолился:

– Пожалей ты меня!

– А что такое? – удивляется барынька.– Чем ты, мон ами, не доволен?

– Да перестань ты, – начал было муж, но слова в горле у него застряли и как-то само собой вымолвилось, – Да перестань ты уже полнеть!

И барынька засмеялась.

А закончилось все вполне себе мирно. Нарожала барынька ораву ребятишек, и все они выросли дородные да румяные. Во всяком случае, так баба-яга избушке рассказывала. А зачем ей врать? Врать ей и вовсе не за чем.

Эта самая любовь

Конечно, не всегда бабе-яге все удавалось. Случались и грустные происшествия. Вот, например, забежала к ней местная девчонка за приворотным зельем. Сидит, слезы глотает, рассказывает, как люб ей сын мельника Михаил, а у него невеста есть – конопатая Авдотья из соседнего села, дочь местного старосты.

– А уж какой он красивый, – всхлипывает глупая девчонка, – волос черный кольцами завивается, глаза карие ласковые, плечи широкие. Как он танцует с вывертом на гулянках, как соловьем разливается на вечерках!

Ну, чем ей поможет баба-яга? Приворотное зелье у нее, конечно, есть. Но предназначено оно исключительно для боярских женок-дур, которых старуха завсегда объегорить рада. А настоящего, чтобы сердце смягчило, и душу к душе преклонило – нет его у яги, да и быть не может. Не подвластны настоящие чувства травкам луговым да болотным. Только мороки лживые умеют эти снадобья наводить.

Объясняет это девке баба-яга, а та не верит. Думает, ведьма нарочно над ней куражится или цену заламывает. В общем, ушла обиженная.

Избушка тоже пригорюнилась. Квохчет: "Почто обидела девку? Не будет ей теперь ни сна, ни покоя. Пойдет она поутру к омуту, да и объявится потом у водяного новая приемная дочка – слезливая водяница".

– По-моему, все по-другому станется. – Ворчливо возражает старуха. – Даже если б и влюбился в нее мельников сын, добра от этого никому бы не было. Не пошел бы он против отцовой воли, все равно женился бы на конопатой Авдотье и тоже весь век страдал. А с девчонкой ничего худого не случится. Погорюет, да и перестанет. Сыщет ей мать на селе какого-нибудь годящего парня, вот, хоть Василья или Семена, нарожает она ему ребятишек, к сорока годам станет бабкой, а коли доживет до пятидесяти, залезет на печь да и будет там дни пролеживать, на родных ругаться, что нет у них почтения к старости.

Так по-яговьиному все и вышло. Только избушке отчего-то казалось, будто история стала еще грустнее. Уж лучше бы у водяного появилась новая приемная дочка.

Липовые куколки

Ножи в последнее время хороши стали. Лезвия острые, рукоятки удобные – так и тянет их в дело пустить. А какие дела у яги с ножами могут быть? Корешок какой из земли аккуратно извлечь, лук зеленый для тюри пошинковать, да мягкую горбушку свежего хлеба срезать – вот и всё. Разве что выучиться резать из дерева потешные игрушки? Велела старуха лешим заготовить удобных липовых чурбачков, и принялась те чурбачки строгать-портить.

Первое время старалась бабка вырезать ложки. Смех получался, а не ложки – кривые, косоротые уродцы, как на подбор. Избушка исподтишка хихикала. Потом яга пробовала всякую лесную животину изобразить. На удивление, получилось лучше. Заяц, почти как живой, только левое ухо отчего-то вперед загнулось. Наловчившись на зверях, яга затеяла делать человечков. Долго мучилась, но, наконец, вышла у нее женщина – просто загляденье, прям, совсем настоящая.

– А бабе одной скучно. Мужика надо бабе, – сурьезно сказала яга избушке и следующую неделю вырезала уже мужика, которого легко было признать по широким плечам и кривоватым ногам, а больше ничем он от куколки-женщины не отличался.