В любви брода нет

— Ты что, Назаров, совсем с головой не дружишь?! Мне же нельзя… Нельзя даже случайно рядом с тобой появляться, а он ходить за мной собрался! Это же… Это же приговором им станет сразу, и все… Ты хотя бы это понимаешь?!

— Я понимаю одно: тебе что-то известно. И я не уйду отсюда, пока не узнаю то, что именно известно тебе. В противном случае… — тут Назаров сделал паузу и закончил со значением: — В противном случае я предъявлю тебе обвинение и посажу под замок.

— К-какое обвинение?!

— Обвинение в убийстве или похищении своей бывшей жены. При хорошей работе срок будет приличным, — запросто ответил Назаров, будто разговор шел о покупке партии брикетов гречневой каши. И тут же добавил вкрадчиво: — Откуда мне знать, что ты и в самом деле не убил ее? У вас были проблемные отношения. Я сам видел синяк у нее на шее после твоего визита. Найдем парочку свидетелей, вспомнивших о том, что Верочка жаловалась на твою грубость. Как тебе это?

На Геральда стало совсем невыносимо смотреть. И куда только подевались его лоск и непомерное самомнение! В мятой, окровавленной рубашке, с растрепанными сальными волосами, с мятущимся испуганным взглядом он буквально упал в свое кресло. Упал, обхватил голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, стал причитать:

— Какое убийство?.. Какое убийство, Саня?! О чем ты говоришь?! Меня сейчас какая-то мразь конкретно разводит на такие бабки… А ты убийство!.. Мне придется все продать, понимаешь!!! Все… Я лишусь почти всего своего бизнеса, за исключением малой части его. Я лишусь почти всей недвижимости… И спроси почему? — Он поднял на Назарова больные глаза. — Спроси почему?!

— Спрашиваю, — отозвался Назаров, невольно начиная ему сочувствовать и жалея уже о том, что не сдержался и набил Геральду морду. — Почему, Гера?

— Да потому что мне позвонил какой-то мудак и потребовал денег… Очень много денег в обмен на их жизни! Я даже не понял сразу, что он не шутит. Подумал, что это какой-то дурацкий розыгрыш. Разве это может быть правдой, Назаров?! То, что мой сын и моя жена, пускай бывшая, находятся в заложниках!!! Такое могло быть с кем угодно, только не со мной! Я сотни раз слышал о таком по телевизору, читал в газетах, но никогда и подумать не мог, что это может случиться со мной! С моим сыном… Данила… Он же малыш совсем, как же можно было его так… пугать. А вдруг!.. А вдруг они его били, Саня??? Вдруг били?! Он же ребенок еще совсем! У него же лопатки торчат, как крылышки у цыпленка… Больно вот здесь, Назаров, так больно… — Геральд пару раз с силой ударил себя кулаком в грудь и судорожно стиснул дрожащие губы. — Я все продам, Саня! Все!!! Останусь, в чем есть, лишь бы с ними ничего не случилось… Как ты считаешь, им можно верить? Похитителям можно верить? Они их не убьют?!

Что Назаров мог ему ответить?! То, что нужно только верить и все тогда будет хорошо?!

Нет, это были не те слова. Совсем не те… Это дерьмо, а не слова. Они ничего не выражали: ни правды, ни истинной сути этого огромного горя. Такого огромного, что его было много даже им на двоих, таких крепких и сильных на вид мужиков. Оно ломало их — это мерзкое горе. Выламывало им кости, рвало на части душу, дробило мозг на сотни мелких несбыточных надежд, что вдруг все и правда будет хорошо… И они еще к ним вернутся…

— В семи случаях из десяти заложники погибают, — обронил Назаров, почти упав на стул напротив Геральда и по его примеру сжимая голову руками. — Никакие спецслужбы, никакие оперативные формирования не помогают, если похитители заведомо решили их убить. Что, кроме денег, от тебя хотели? Наверняка чтобы ни о какой милиции речи не было?

— Ты знаешь… — Геральд на мгновение оторвался от тупого созерцания столешницы и вполне осмысленным взглядом посмотрел на Назарова, но в глазах его по-прежнему плавали слезы. — Почему-то речь шла только о тебе. Словно ты являешься воплощением всего милицейского зла… Так и было сказано, чтобы я держался от тебя подальше. Шаг, говорит, в сторону, расстрел на месте…

— Кто звонил?

— А мне не представились! — зло фыркнул Геральд, сгреб со стола сильно помятую пачку «Парламента» и нервно закурил.

— Я понимаю, что тебе не представлялись. Я интересуюсь, кем звонивший был — мужчиной или женщиной? — терпеливо пояснил Назаров, решив, что не тот сейчас случай, чтобы снова кричать на Хитца.

— Мужчина. Мужчина… голос достаточно молодой. Не звонкий, нет. Скорее даже глуховатый… И знаешь, что он мне сказал?! — Геральд встрепенулся, роняя пепел на стол и неуклюже смахивая его на ковер. — Что я должен целовать ему ноги за то, что они живы! Я еще спросил, а что, должно было быть по-другому? А он мне: их давно уже списали со счетов. Точно так и сказал… И дал мне сроку неделю. А я не успеваю! Не успеваю, Назаров!!! Что делать??? Он же их… Он же их убьет… А как жить потом с этим! Знать, что мог спасти и не сумел…