В любви и боли. Прелюдия

— И после ТАКОГО ты надеешься, что я тебе все выложу на блюдечке с голубой каемочкой? — собственная ладонь самопроизвольно тянется к шее неосознанным порывом защититься от возможных повторных нападений или… в попытке снять с себя ощущение отпечатка чужой ладони — болезненного, отвратительного отпечатка, — Или мне мало всех тех шокирующих страстей и изумительных подробностей из бурной жизни Дэниэла Мэндэлла-младшего? А может мы мало с тобой цапались и грызлись за откровенную антипатию к друг другу? Чтоб я вот так, за здорово живешь или от скуки ради предала свою лучшую подругу?

Голос дрожит, но она пока держится, еще не срывается с места и не убегает сломя голову на трясущихся ногах, хотя ее уже никто не держит. Какой-то подсознательный импульс или сдавленный голос напуганного до смерти ребенка тихо шепчет, советует — Сэм, бога ради, не делай резких движений, не вздумай провоцировать зверя в трезвой голове Мэндэлла. Он мог осознать свою ошибку, но это не значит ровным счетом ничего. Желаний убить Саманту Грин едва ли в нем поубавилось.

— Да с какого, бл**ь, перепуга ты вообще взяла, что твое мнение — центр средоточия всего сущего и лишь тебе дано право вершить чьи-то судьбы и принимать за кого-то решение? — нет, это еще не был крик в полные легкие, но это был крик негодования и пережатой со всеми нервами боли, в побагровевшем лице, в перекошенных чертах, в блестящих от дрожащей пленки слез глазах цвета кроваво-бордового бурбона. — Кто ты такая, чтобы ставить диагнозы с прогнозами на будущее незнакомым тебе людям? Мой личный доктор и профессор по психиатрии? Ты вообще хоть что-то конкретное знаешь обо мне? Ты меня знаешь, Саманта Грин? Ты хорошо меня знаешь? Всего? От и до?

А кто мог вообще знать, что она видела Дэниэла Мэндэлла-младшего в подобном состоянии в первый и последний раз? Что страх за собственную жизнь хоть и будет запредельным, зато обоснованным, на уровне животных инстинктов, а не… с холодеющими на хрен всеми и по отдельности внутренностями, под сминающим напалмом янтарной платины вечной мерзлоты и арктического спокойствия через десять лет. Когда собственное сознание будет работать на полную катушку и выдавать убийственные прогнозы собственному ближайшему и РЕАЛЬНОМУ будущему.

Сейчас она могла отступать и даже трепыхаться, но не потом, не в окружении десятков свидетелей. Сегодня она могла защищаться и… расписываться собственной кровью под собственным смертным приговором сроком "через 10 лет"…

Лучше бы она убежала или разрыдалась, или убежала и разрыдалась. Ей же так этого хотелось. Не важно от чего — от страха, боли, негодования или желания сделать этому избалованному красавчику еще больней чем уже было.

— Вот только не надо теперь строить из себя главную жертву всей истории, Дэнни. Это ты обманул Эллис, ты скрыл от нее столько ошеломительных фактов из личной жизни. Да одним лишь количеством всех твоих убойных похождений можно в натуре убить на хрен кого хочешь. Это из-за тебя ей пришлось пойти на эту дурость — бросить колледж на кануне защиты диплома. Или по-твоему это был порыв капризной девочки, спонтанное побуждение-прихоть помрачившегося рассудка? Ты тут вообще ни при делах и ни при дворе?

— Да какого она вообще это сделала? Не по твоей ли версии я бабник, развратник и раздолбай, коих свет еще не видывал? Мне же должно быть по херу. Я же не могу испытывать никаких моральных потрясений и душевных мук при разрыве с очередной дурочкой, угодившей в коварные сети беспринципного извращенца. Да что уж там кривить душой? Это я главный инициатор разрыва. Это мне надо прятаться, отключать телефоны и запирать двери на все замки.