В любви и боли. Противостояние. Том второй

…Нет, он не просидел всю оставшуюся ночь за этими мониторами, как и не заснул в конечном счете в рабочем кресле. Но то что отправился в свою спальню где-то глубоко за полночь это точно. И впервые он не стал принимать душ. За столько лет. Когда он так делал в последний раз? Только в Эшвилле, после тех считанных дней и часов, проведенных с тобою вместе в постели? Когда не хотел смывать с себя фантомных отпечатков твоих прикосновений, осязаемую пульсацию влажных поцелуев со скользящими "змейками" твоего жадного язычка. Это было хуже любой телесной пытки — добровольно, собственными руками избавляться от самых бесценных физических ощущений: окутывающей прохлады твоей нежной кожи, шелка волос… головокружительного запаха и вакуумных глубин твоей сжимающейся на его члене вагины.

Сейчас все было по другому, но забытый рефлекс, казалось, сработал с утроенной силой, не смотря на то, что в этот раз твое нагое тело не касалось его кожи под тканью рубашки и костюма. Зато он чувствовал не менее сильные сжатия твоей кончающей киски со сбегающими по мошонке струйками твоей ароматной греховной влаги. Это было совсем не сложно — пропускать по телу и зудящим нервам пульсацию толчков своего перевозбужденного члена, растирающего твои упругие и ребристые стеночки влагалища до сладострастных сокращений.

Смывать сейчас все это с себя, после всего, что он с тобой сделал?..

Он и не пытался заснуть, понимая, насколько это будет сложно в подобном состоянии. Даже не закрывал век, будто это могло снять с его глазной сетчатки пропечатанные образы твоего лица, бездонные омуты твоих расширенных зрачков… отблеск соленой влаги сбегающих слез. Ни одна дорогостоящая видеокамера с функцией трехмерной макросъемки не способна передать и сотой доли того, что успели запечатлеть его собственные глаза в моменты вашей максимальной близости. И чем дальше растворялись в небытие утекающие гранулы невосполнимого времени, тем глубже врезались лезвия пережитых ощущений: впитанных кожей, слухом и зрением запахов, звуков и образов.

И он прекрасно знал, чем все это должно было закончится. И нет, совсем не провалом в бредовые видения абсурдного сна, хотя постепенно они и подступали, пытаясь атаковать его полуспящее сознание. Он так до конца и не сошел с сенсорных волн последних воспоминаний, балансируя внутри объемной вибрации их белого шума, как на страховочных тросах усилившейся в сотню раз ментальной связи ваших тел и сущностей. Они не покидали его ни на секунду, даже когда он почти что проваливался в обрывочные сны. Наоборот, их осязание обострилось… и он погружался в тебя и с тобой настолько глубоко, насколько это было возможно в реальности и недостижимо в воображении.

Ты была с ним там… вместе… на его руках… на смертельной глубине вашей обоюдной тьмы…

Вязкая и черная, как жидкая смола… Ненасытная… Жадная… Бездонная… Бесчувственная… Пустая…

* * *

Когда он открыл глаза, пропуская липкий холод отступающих снов по трахее и сердечной мышце, в какой-то момент ему показалось, что он все еще там, откуда не всплывают. Она продолжала держать его своими жидкими щупальцами, как в тугом коконе удушающего забвения, пытаясь высосать из его тела остатки тлеющих чувств, хаотичных видений и живых воспоминаний, а потом… резко отступила. Или это он всплыл на поверхность благодаря равномерному и четкому ритму бьющегося в груди сердца, будто вырвался или прорвался.

Сумеречные оттенки окружающих серых стен и темных предметов мебели говорили только о наступлении раннего утра. Возможно он проспал не больше нескольких часов и даже скорее не проспал, а находился сразу в двух измерениях, не желая до конца проваливаться в глубокое забвение. И держался за реальность, частично бодрствуя телом и разумом, и плавал на поверхности нестабильных картинок подсознательного безумия. По любому, при нормальном стечении обстоятельств, считать это за отдых было нельзя. И возможно еще несколько лет назад после подобной ночи он ощущал бы себя совершенно разбитым и недееспособным, но только не сейчас и не сегодня. Сейчас его мышцы и сознание наполнялись тем самым черным энергетиком несоизмеримой силы, которая еще совсем недавно во сне пыталась затащить его на дно своей ненасытной бездны. А самое главное, он знал ради чего должен был вставать и ради чего позволять этой отраве насыщать его кровь.

Ради тебя, моя девочка.

Она заставляет его дышать, запускает его сердце и питает клетки организма своими черными токсинами только ради тебя. Его персональная система жизнеобеспечения, то, чем он жил последние годы, и то, что отныне станет частью и твоего нового существования.