В. Маяковский в воспоминаниях современников

– Надо бы выбросить их в корзинку. Что я, академик? Вот Брик все говорит: "Надо показать, надо показать! Интересно!" А чего интересного? Пусть видно будет, что я еще не заакадемичился и не берегу их!

Однако Владимир Владимирович прекрасно понимал, конечно, значение рукописи как документа, который вводит в творческую лабораторию писателя, учит "как делать стихи". Он так и озаглавил этот стенд? "Лаборатория".

Когда Маяковский уже после открытия выставки повел меня, как обещал, по всем ее стендам, он остановился около витрины с рукописями и, с оживлением вглядываясь в них, сказал:

– А ведь всегда можно улучшить! Вот, смотрите!

Он показал на страничку из записной книжки с черновыми записями к стихотворению "Император". Среди них были строки:

И вижу [движется] катится ландо

и в этой вот ланде

сидит военный молодой

в [рос] холеной бороде.

{ В квадратных скобках поставлены зачеркнутые слова. – Ред.}

Маяковский терпеливо ждет, пока я освоюсь с его почерком, прочитаю страничку.

– Видите? – Он показывает мне.– Сидит военный молодой. А надо было полковник молодой! Военных молодых много, а полковников молодых мало. Полковник молодой – точнее, яснее, что это говорится о Николае.

Рукопись поэмы "Хорошо!" – лист с черновыми заготовками – Маяковский показывал мне еще перед тем, как поместить материалы в витрину.

– Это к "Хорошо!", – сказал он, протягивая его мне, но вдруг усомнился: очевидно, первая заготовка на листе –

Как живете

как животик, –

вошедшая в стихотворение для детей 1928 года "Кем быть?", ввела его в заблуждение. Но, еще раз взглянув на рукопись, он повторил: – Это к "Хорошо!".

Кроме листа рукописи поэмы "Хорошо!" и записной книжки с черновиками стихов 1928 года, Маяковский отобрал для выставки рукопись поэмы "Люблю", машинопись пьесы "Клоп" и рукопись пьесы "Баня".

Другая сторона стенда рукописей была целиком заполнена материалами монтажа иллюстраций Юрия Рожкова к поэме "Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского".

В семнадцатилистный монтаж включен был полный текст поэмы, "набранный" буквами, вырезанными из газет, журналов, плакатов и т. д. Для иллюстраций текста подобраны фотоматериалы, графические, цветные рисунки из самых различных источников. При этом иллюстрировался почти каждый образ поэмы.

Например:

Стальной бурав

о землю ломался.

Сиди,

оттачивай,

правь –

и снова

земли атакуется масса,

и снова

иззубрен бурав.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И когда

казалось –

правь надеждам тризну,

из–под Курска

прямо в нас

настоящею

земной любовью брызнул

будущего

приоткрытый глаз.

На монтаже этого отрывка были изображены: стальной бурав, вгрызающийся в породу, вокруг него группы напряженно работающих людей, затем сломанный, иззубренный бурав и т. д. К последним строкам дан цветной рисунок, сделанный в плакатной манере самого Маяковского: красные, острые лучи света озаряют здание какого-то большого города.

Строки поэмы, где дан образ будущего Курска, проиллюстрированы так: из огромных ворот завода выкатываются автомобили, поезда, паровозы; со стапелей верфи спускаются гигантские "корабли надводных и подводных плаваний".

– Кто может это издать? – в раздумье спросил меня Владимир Владимирович.

– Не знаю... Едва ли это возможно технически.

– Напечатают! Не может быть, чтобы так и не напечатали! 4

Выставка

Выставка получилась очень хорошей. Материалы явно не влезали в отведенное помещение. Выставка развернулась поверх каминов, окон и дверей, по стенам и простенкам трех зал. Не осталось ни одного свободного сантиметра. У входа были расположены футуристические сборники 1912–1914 годов, в которых печатался поэт: "Пощечина общественному вкусу" и другие. Здесь же были собраны первые издания его дореволюционных поэм, изуродованные царской цензурой. Над этим стендом висела надпись: "А что вы делали до 1917 года?"

Посередине стены, заглавие к заглавию, стояли все "сто томов его партийных книжек" 5. В центре их – поэмы: "150 000 000", "Владимир Ильич Ленин", "Хорошо!".

Между стендами расположились первые советские сатирические журналы: "Бов", "Крысодав", "Бич", "Красный перец", "Крокодил" и др. со стихами Маяковского.

В другом месте Маяковский с гордостью показывал свои стихи в таких журналах, как "Трезвость и культура", "За рулем", "Радиослушатель", "Журналист", "Изобретатель", "Женский журнал".

"Женский журнал" Маяковский развернул на стихотворении "Поиски носков". Мне казалось, что на него не следует обращать внимания посетителей. Когда не было Маяковского, я закрывал номер журнала и раскрывал какой-нибудь другой. Но Маяковский вновь и вновь открывал журнал на этом стихотворении.

Над центральными стендами конференц–зала под потолком висели яркие афиши выступлений Маяковского. Они были расположены в хронологическом порядке: от первых желто–красных афиш дореволюционных лет до "Дирижер трех Америк (СШСА)", "Хорошо!", "Левей Лефа" и "Открывается Реф". Таким образом, к стендам с книгами и журналами спускались тезисы литературных выступлений Маяковского, данные на афишах в вопросительной форме:

"Поп или мастер?"