В мансарде (СИ)

  Опять брёл по воде, блестевшая чешуями на солнце вода крутила и крутила свои водовороты. Он открывал глаза, рядом опять была одна Даша. А иногда её не было долго, и он уходил на песчаный пляж, вытягивался на песке, спал... Потом врач сказал "молодой организм... прогнозы хорошие, не понятно только, почему его так переклинило, и вы, Дарья Михайловна, толком ничего не объясняете, ну да бывает, жизнь она порой так перекрутит". Перекрутит. Запомнилось слово.

  Домой он вернулся через два месяца, под самый Новый Год. С хорошими прогнозами, с сочувствием доктора "сорок пять, ёлки-палки, держитесь, всё будет хорошо", перечнями каких-то непереводимых диагнозов и лекарственных средств, но в квартире затосковал. Ничего не получалось делать. Страх. Страшно шевельнуться, согнуться, кашлянуть, засмеяться... Даша боялась больше него, её испуганные глаза преследовали его повсюду, да он и сам боялся, боялся, чего уж там. Но через пару недель, видя его тоскливый взгляд в окно, она сказала:

  - А если уехать на дачу?

  Никитин не услышал, увидел по губам и угадал слово "дачу".

  Кивнул отчаянно как-то.

  Она рассмеялась.

  - Правда, я совсем не умею топить печь. Вечно она у меня дымит. Научусь.

  Он опять ничего не понял, но сказал:

  - Ты чего, я же ещё не умер, руки ноги целы, печь я растоплю сам, а дрова Воронов поможет наколоть.

  Воронов крикнул в трубку:

  - Вы там с ума сошли, Даша! - а потом нерешительно засмеялся: - Но я рад, честное слово, как же я рад, слышать вас с этими дровами... Приеду, ждите!

  Даша написала ответ слово в слово, и, смеясь, показала Никитину. Тот сказал Воронову:

  - Давай, жду, врач разрешил коньяк по три капли в глаз!..

  Так и уехали на дачу. Закрыли квартиру и уехали. Старый дом встретил запахом нетопленного жилья, полосами света на полу сквозь ставни и скрипом ступенек. Воронов появился уже к обеду. Махал топором всю субботу и воскресенье, после обеда в воскресенье подъехал и Малинин. Василий приехал со своим топором.

  - У тебя, поди, один. Пора котёл ставить отопительный! - крикнул он, выбираясь из машины.

  Малинин был любителем всяких удобств. А Никитин выслушал Дашу с переводом и сказал:

  - Дом старый, жалко. Печь ведь хорошая, настоящая, топить одно удовольствие, от котла какая радость? Потом просто куплю готовые дрова, эти у меня с осени приготовлены были. Ну и с работой пока проблемы будут. Пока. Так что пока топим печь, - рассмеялся он.

  - Так мы без тебя поставили бы! С работой проблемы, да бог с ней работой, сейчас не это главное... ты давай это не разводи тут, понимаешь... - сказал невразумительно и возмущённо Василий. Закашлялся.

  Потом топили баню, жарили мясо, побродили по пустому пластилиновому городу, Малинин возмутился, что всё пропустил, а потом сказал:

  - Струсил я тогда, чего уж там. Не пойми что! Человечки какие-то. Если и правда они ожили, что тогда делать вообще не понятно. Чудеса какие-то. Подумал, может, само собой рассосётся.

  Лицо Василия было серьёзно и растерянно. Посмеялись и пошли вниз.

  - Идите вперёд, я пока тихоход.

  - Надо тебе лифт поставить! - крикнул снизу Василий.

  - Закабанею ведь, в двери не пройду, - смеялся Никитин.

  - Да нет, - проворчал Лёня, - дом рухнет от лифта вашего. От возмущения рухнет. Ножками, ножками надо ходить, каждую половицу чувствовать, дерево ведь, настоящее. Построен когда?

  - Да ему немного. Полсотни лет, - ответил Алексей, - отец с дедом вместе строили, но спальня наша - осталась от прежнего дома, ей побольше будет, около семидесяти, пожалуй. Раньше здесь деревня была, а теперь сплошь дачники.

  В воскресенье к вечеру все разъехались.

  Пластилиновых человечков, город и глыбу в двух коробках привезли только через три дня, когда дом прогрелся. Их подняли наверх.

  Вечером Никитин поднялся в мансарду. Лёг на диван и стал смотреть на город. Даша сидела тут же, закутавшись в плед, спиной навалившись на Никитина, по телефону разговаривала с подругой.

  Горела настольная лампа. Глыба лежала, человечки все стояли на полу. Неожиданно заговорил Кондратьев.

  - Прошу прощения, Дарья Михайловна, - откашлялся он.

  Даша охнула и подняла глаза от телефона. А архитектор церемонно продолжил, выдвинувшись вперёд:

  - Признаюсь, когда вы нас искали в поле, я сказал, чтобы никто не откликался. Побоялся вас, что вы всем про нас расскажете. Зря. Сейчас все были бы целы. Это я виноват во всём, что случилось...

  Никитин слушал, подавшись, вперёд, глядя то на Кондратьева, то на Дашин профиль в свете лампы. Она слушала напряжённо. До этого она видела лишь живую Тяпу, и ни разу - самих человечков. То, что человечки просто не откликнулись тогда, потрясло её, она закусила губу. "Расплачется сейчас Дашка от обиды, столько испытаний на неё свалилось, - подумал Никитин. - Но не испугался бы и народ..."

  В трубку на коленях Даши крикнула пару раз подруга и отключилась. Громко запикало и вскоре перестало.

  - Но этот день... он стоил того. Он вспоминается и вспоминается, - говорил Кондратьев, он оглянулся на своих.

  Платон, Николай, Мюнхаузен... пятнадцать человечков совсем новых, они так и не ожили, думал Никитин, глядя на них.