Читаем В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) полностью

3. Его лицо не имело страха предсмертного терпения, и выражало улыбку любознательности (Ч:251).

На самом деле, в языке нет таких словосочетаний, как

а) ?-страх терпения,

б) ?-предсмертное терпение,

в) ?-улыбка любознательности,

во всяком случае, они звучат странно, останавливают на себе читательское, внимание. (Этот прием и назван выше "подвешиванием" смысла.) Хотя, безусловно, в языке имеются такие - вполне "законные" словосочетания, на которые косвенно указывают данные. Ниже я пытаюсь их перечислить и приведу "побочные" смыслы, как последовательные шаги в осмыслении первоначальных "подвешенных" сочетаний а),б),в) или их комбинаций:

б1) предсмертные / предсмертное / предсмертная ;

б2) терпение/ ;

б3) ,

аб1)

аб2) страх / ,

ба) смерти/ / смертные ;

в1) ;

в2) ;

абв) ?-.

Платонов специально останавливает внимание, навязывая нам своими причудливыми, искусственными, "корявыми" сочетаниями - собственный взгляд на вещи, а именно, как бы наталкивает нас на следующие выводы:

аб3) ?-,

в3) .

(Эти последние единицы можно было бы назвать чем-то вроде "идеологем", восстанавливаемых в мышлении платоновских героев. Они сродни тем "мотивам", которые выделяются в поэтическом мире автора порождающей поэтикой [Жолковский 1980,1980а,1980б,1996].)

В пользу существования подобного рода "идеологем" в сознании платоновских героев и повествователя говорит также следующий пример:

4. [О]н скончался мгновенно, не привыкая к своей смерти страданием - пример из рассказа: "Размышления офицера", цитируется по [Боровой: 210].

Обычно можно

а) привыкнуть к смерти, но Платонов здесь как бы поясняет, что страдание можно воспринимать просто - как некое доступное всем средство привыкнуть, свыкнуться - со своей собственной смертью (как бы с помощью прививки).

5. Дождь весь выпал, в воздухе настала тишина и земля пахла скопившейся в ней томительной жизнью (Ч:199).

Во-первых, обычно, если с неба что-то "падает / выпадает / валит(ся) / летит", то это, как правило, какие-нибудь твердые частицы (хлопья, крупинки, снег, град, комочки), но, во всяком случае - не жидкое вещество. Для "дождя" же и его привычной субстанции, т.е. "капель") характерными ЛФ-глаголами являются:

а) дождь

Во-вторых, то, что данный процесс заканчен или подходит к концу (что можно было бы назвать функцией FinFunc0 от ситуации 'дождь'), стандартно выражается следующим образом:

б) дождь .

В-третьих, нормальной ситуацией для ЛФ-глагола "выпадать" является:

в) выпали .

В-четвертых, для того, чтобы можно было сказать, что все вещество (капли или струи дождя) израсходовано целиком и на месте его первоначального накопления (в туче, на небе) ничего не осталось, придется допустить в ситуации такого наблюдателя, который способен контролировать всю ситуацию в целом, т.е. заглядывать внутрь тучи.

Платонов в приведенном примере словно навязывает нам некую естественную для его мира, но, конечно, внеположную - по отношению к нормальному положению вещей - точку зрения, будто мы (вместе с его повествователем) имеем возможность заглянуть за тучу и убедиться, что в ней больше нет исходного вещества для дождя. Ср.:

г) весь .

То же самое можно проследить на генитивных конструкциях. Почему, например, выделенное ниже словосочетание звучит странно и кажется неправильным?

6. [Г]орло клокотало, будто воздух дыхания проходил сквозь тяжелую темную кровь...(К:183)

Употребляемое в обычной речи сочетание

а) воздух было бы тут вполне обычным, нормальным.

Видимо потому, что "вдыхать" можно: и через рот, и через нос, к тому же вдыхать можно - и аромат, и запах чего-то. Т.е. каждое из нормально сочетающихся друг с другом слов имеет (должно иметь), помимо своего "соседа" по словосочетанию, по крайней мере несколько иных кандидатов на заполнение объектной валентности, и только поэтому может быть не избыточно.

Но "дышать", т.е. " дыхание" вообще можно только посредством "воздуха": это уже неотъемлемая характеристика дыхания, т.е. сам смысл 'воздух' входит в смысл слов "дышать/ дыхание" так же, как то, что субъектом самого процесса очевидно должно быть "живое существо", и так же как входит компонет 'воздух' в смысл слов "ветер, дым, ураган, сквозняк" (ср. "дышать" - 'вбирать и выпускать воздух'; "ветер" - 'движущийся поток, струя воздуха'[БАС]). Это "презумптивные", исходные компоненты уже в составе словарного значения данных лексем. Тем самым в сочетании "воздух дыхания" содержится плеоназм. Однако аномальность данной генитивной конструкции не только в этом.

Если бы в процессе дыхания всегда имелся налицо некий "результат" (эпифеномен), то конструкцию с генитивом употребить было бы возможно! Ср.: "пар дыхания" или "молекулы дыхания" (по типу "капли дождя/ крупинки снега" и т.п.) например, в ситуации дыхания на морозе или когда частицы воздуха каким-то образом специально "помечены" и исследователь в состоянии их "наблюдать".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука