Читаем В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) полностью

О том, что делает со своим (и нашим, читательским) языком Платонов, довольно точно (хотя, безусловно, также с некоторым субъективным "нажимом и перехлестом") сказано Иосифом Бродским - в предисловии к английскому переводу "Котлована". Согласно его мнению, Платонов

заводит русский язык в смысловой тупик или - что точнее - обнаруживает тупиковую философию в самом языке , ибо язык, не поспевая за мыслью, задыхается в сослагательном наклонении и начинает тяготеть к вневременным категориям и конструкциям; вследствие чего даже у простых существительных почва уходит из-под ног и вокруг них возникает ореол условности[43].

Нечто подобное М.К.Мамардашвили называл "выходом из определенных ситуаций сознания" - с одновременным "входом в ничто языка и идеологии"[44]

Насколько все это верно применительно к Платонову (да и, собственно, что такое, как выглядят сами "смысловые тупики языка"), обсудим несколько позднее. Здесь важно фиксировать одну из возможных точек зрения на платоновский язык. Обратимся вновь к разбору платоновских речевых "излишеств". Иногда они, как ни странно, дают противоположный эффект - не убивают своей чрезмерностью и "мертвечиной", а напротив, поражают и "окрыляют" воображение. Вот еще одно вполне обычное его словосочетание:

Копенкин прокричал своей отмолчавшейся грудью негодующий возглас (Ч).

Вполне можно было бы (но, так сказать, уже в более "спокойном" режиме) вместо этого употребить такие выражения:

а) Копенкин прокричал / , - или:

б) груди возглас

но уж никак не - прокричал возглас. То есть в семантике глагола кричать уже содержится смысл существительного возглас (или содержится слишком большая, недопустимо большая для языковой нормы и нашего языкового сознания) часть его смысла, ср.:

прокричать - 'издать крик; громко говорить что-л.'; возглас - 'громкое восклицание, громкий выкрик',[45] где выкрик будет толковаться через крик, а восклицать - через говорить и все замкнется в неизбежном "порочном круге".

Впрочем, для полноты понимания платоновского сочетания здесь вероятно имело бы смысл учитывать и такое выражение общеупотребительного языка:

в) прокричал отмолчавш

Этот пример, на самом деле, показывает, что Платонов, нарушая нормы словоупотребления (как правило, нормы употребления сочетаний слов, совмещая, "склеивая" их смыслы), может достигать не только "отрицательного" эффекта, т.е. условно говоря "порчи" языка, но и - особой поэтичности. Причем последняя и становится заметной именно на фоне первой.

Естественно, что, накладывая запреты и говоря: "Так сказать нельзя", мы, как правило, всякий раз руководствуемся не доводимой (в сознании) ни до каких конкретных правил языковой интуицией, т.е., по сути дела, памятью того, как принято или как не принято говорить.[46] Например, мы знаем (и можем употребить) такие выражения, как послышался возглас или прокричал ругательство, но сказать, почему именно они нормативны, а не платоновское прокричал возглас, мы не можем: просто такова привычка и таково наше языковое употребление.[47] Строить здесь какую-то теорию почти бессмысленно.

Еще примеры платоновских словесных нагромождений:

Музыка заиграла вдали марш движения. (К).

Ср.: движение - 'перемещение тела, предмета в пространстве', марш 'музыкальное произведение в энергичном, четком ритме и размеренном в соответствии с шагом такте' [БАС]. (Но шаг, собственно, и есть определенный способ перемещения в пространстве.)

В это время отворился дверной вход...(К)

Возможные осмысления:

отворилась , дверной , вход .

Ср.: вход - 'место, через которое входят (отверстие, крыльцо, передняя, ворота и т.п.)'; дверь - 'створ,закрывающий вход в помещение' [БАС].

К последнему толкованию можно было бы, из педантизма, добавить то, что "дверь" это створ как открывающий, так и закрывающий вход/выход, т.е. 'служащий и для входа, и для выхода'. По-видимому, столь же плохо сказать: "перед ним закрылся/ затворился дверной выход".

Одной из характерных особенностей устойчивых словосочетаний со словами так называемых "лексических функций" (ЛФ)[48] считается то, что одно из слов в них бывает в той или иной степени переосмыслено, поскольку либо вообще не употребляется вне сочетания с данным словом, как ЛФ закадычный, заклятый (соответственно, для слов "друг" и "враг"), либо же употребляется с ограниченным числом слов (как одерживать, оказывать соответственно, к словам "победу (верх)" и "помощь (поддержку)"[49] А вот такими странными сочетаниями, как рассмотренные выше обосновал сумку на спине, тревога обнажилась наружу, прокричал возглас, марш движения или дверной вход - Платонов добивается от нас некого нового взгляда на привычную действительность. Видимо, он хочет, чтобы на фоне нормальных сочетаний языка, которые так или иначе присутствуют в нашем сознании (как носителей русского языка), появились бы некоторые дополнительные смыслы - или целое их множество, "наведенное" взаимодействием с их нарочито неправильным употреблением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука