В мире актеров

– Нет, нет, не могу, надо это бросить – играть роли шепотом! Надо громко, надо прямым текстом, если есть что сказать. Как Гамлет, как Отелло. Говорить, а не выразительно молчать. И потом все должно быть стопроцентно, не почти, не около... да, не возражай, это как Тригорин у Чехова говорит: мило, талантливо, но не больше, Так хочется больше!

...А говорили мы о фильме "Исполняющий обязанности", где он только что хорошо снялся в роли архитектора Штерна. Шуры Штерна, как называют его коллеги по архитектурной мастерской.

Его взрывчатую "филиппику" в адрес только что созданного им человека я отнес к нормальной реакции на стиль и жанр уже сделанного. Ему уже хочется чего-то другого, противоположного. Ему скорее хочется попробовать и так сыграть и этак! Особенность его – ритм. В нем живет постоянный ритм, он отстукивает в нем... Как-то, помню, он пустился в танец, в немыслимый танец под немыслимую поп- музыку. И танцевал, импровизировал до полного изнеможения, извлекая из своей гибкой фигуры пародию на все: на современных танцоров, на магнитофон, на себя. Ему надо было разрядиться, освободиться от ритма, высвободить его, изгнать его из себя, точно беса! Он ведь занимался хореографией в юности, он ведь может танцевать и с настоящим кордебалетом... Был такой ильм "День солнца и дождя", где он сыграл актера... Михаила Козакова, снимающегося на киностудии в роли Мишки-Япончика в оперетте "На рассвете". Козаков танцевал там блистательно.

...А роль архитектора Штерна он сыграл тонко, с мудрой грустью. Рядом с шефом большой проектной мастерской (его играет Игорь Владимиров), рядом с энергичным и строптивым его заместителем (Ефим Копелян) он сыграл на полутонах, на подтексте человека умудренного, отличного специалиста, может быть, немного сломленного, но даже этой сломленностью своей необходимого. Кто знает, необходимого, возможно для того, чтобы суперсовременное интеллектуальное производство оставалось в то же время человечным... Не в этом ли тема фильма Ирины Поволоцкой?

Между разговором о фильмах, о ролях, о театрах, где он работал последние годы, о режиссерах, с которыми работал, о своих истинных и мнимых ошибках, он читает стихи. Это его страсть, вторая художественная профессия. Пушкин, Пастернак, Цветаева, наши нынешние Самойлов и Левитинский. И еще из замечательнейших поэтов старшего поколения Арсений Тарковский.

Он читает его, как читают любимое.

...Когда тебе придется туго,

Найдешь и сто рублей и друга,

Себя найти куда трудной...

И с болью, как говорят о пережитом, внезапно совпавшим по строю со строкой:

Ты вывернешься наизнанку,

Себя обшаришь спозаранку,

В одно смешаешь явь и сны,

Увидишь мир со стороны...

"Ты вывернешься наизнанку, ты вывернешься наизнанку..." В вагоне все спали. Миновали Калинин...

В числе работ последних лет есть у него кинороль, где эта страсть его к самоанализу находит свое выражение. Джек Берден, журналист, доверенное лицо и правая рука героя в телевизионном фильме "Вся королевская рать" по известному роману Уоррена. Втянутый в политическую игру, в бешеную скачку по дистанции преуспевания, где все средства хороши, Берден задумывается. Оглядывается на прошлое, застывает в недоумении. Скачка может быть выиграна, проиграна жизнь. Понимание этой невеселой истины суть козаковского портрета Бердена. Глаза, с победоносной наглостью смотревшие на других, все чаще вглядываются в себя, словно сам он смотрит со стороны...

Может быть, здесь его тема?

Переоценка прожитого. Процесс переоценки. Момент подведения сложных, нередко горестных итогов. Может быть...

– Тебе не кается, что твой Берден корреспондирует с дядюшкой? – говорю я.

– Пожалуй... что-то есть... А знаешь, я сейчас играю его. Не удивляйся в "Современнике". Прихожу, и играю, и получаю огромное наслаждение. Гафт уезжал куда-то на съемку, они меня попросили, я сыграл и с тех пор вот играю...

Он улыбнулся и помолчал. Улыбка заменила непроизнесенный монолог. В нем содержалось многое, но больше всего любви к этому театру. И, мне показалось, вины. Перед ним, перед собой ли?..

Дядюшка в "Обыкновенной истории" по Гончарову (теперь его знают многие зрители по хорошему телевизионному фильму, навсегда сохранившему спектакль) – одна из лучших сценических работ Козакова. Ему удалась жизнь человека от начальной его монументальной уверенности до, как сказано у кого-то, возраста осознания своих ошибок.