В мире будущего

Теперь Аменопис, в то время как караван его располагался на отдых в одной стадии от Газы, вспоминал эту встречу и жалел, почему он не напомнил о ней Ревекке. Ее образ витал в его глазах, а за ним виднелась строгая фигура левита Талмаи. В сгущающемся сумраке ему казалось, что он видит их воочию. Он провел рукой по глазам, но видение не исчезало.

- Сын мой, - раздался знакомый ему голос, - мы спешили догнать тебя, чтоб предупредить о предстоящей опасности.

Аменопис вздрогнул: перед ним действительно стояли его отец и Ревекка.

- Твой спутник Арцхули - продолжал левит, - везет драгоценности для подарка фараону. Товарищ твой Амид дал знать об этом разбойникам пустыни. Спеши скорее вступить в Газу, иначе…

Левит не успел кончить своей речи: раздался шум, подобный ветру урагана, и на караван Аменописа со всех сторон налетели сыны пустыни.

Впоследствии Аменопису приходилось бывать во многих битвах, и звук оружия только веселил его сердце. И тут страх не потряс его души, но тем не менее при воспоминании об этой битве с разбойниками скорбь охватывает несчастного, бывшего Аменописа, теперь, через много столетий после того вечера, умирающего в чуждой земле.

При воспоминании об этой битве я чувствую, что именно я был тот Аменопис…

В вечернем сумраке звучали удары оружия и раздавались крики избиваемых. Конные фигуры нападавших появлялись то здесь, то там, внося с собою смерть, - и среди них я рассмотрел фигуру Амида… Я видел, как он нанес удар старцу-левиту и как меч его опустился на голову дорогой для меня девушки… И я не мог броситься к ним на помощь, сам сжатый со всех сторон…

Разбойники улетели так же быстро, как и налетели. Прошло каких-нибудь полчаса, и я находился один среди трупов и раненых. Со стоном склонился я к телам моего отца и той девушки, но - увы! - то были уже лишь бренные трупы. Голос, настойчиво звавший меня, вывел меня из тягостного забытья: то был Арцхули, Отец сумки, раненый и умирающий, подползший ко мне.

- Возьми, Аменопис, - говорил он, протягивая мне перевязанный шелковым шнурком сверток, - возьми и передай великому жрецу Ненху-Ра, но храни тайну. Они думали, что драгоценный дар заключен в сумке, которую я носил с собой, но я спрятал его на моей груди и передаю его тебе, обагренный моею кровью… Помни, не фараону принадлежит этот дар, но великому жрецу Ненху-Ра. Тайно передай ему его - и да не будет мое тело лишено погребения…

II

Как передать мучения моего отчаяния?.. Найти и лишиться? Не лучше ли было вовсе не находить? Но та злая печаль теперь не гложет так моего сердца, как тогда, ибо теперь я знаю, что и потерянное может быть вновь найдено. Тогда же мне это было неизвестно.

Три дня промедлил я, занятый печальными обрядами, и с разбитым сердцем тронулся в обратный путь.

Фараон не сделал мне упреков за потерянные сокровища и повелел подвергнуть позорной казни изображение вероломного Амида, так как сам он скрылся.

Оправившись от болезненной печали, я стал искать случая только увидеть великого Ненху-Ра.

Мы, «воспитанники фараона», получали образование от храмовых жрецов. Ненху-Ра изредка присутствовал на наших уроках, но никогда никому из нас не удавалось видеть его наедине. Сверток, данный мне, я хранил тщательно, но не решался и помыслить о том, чтоб вскрыть его и прочесть в нем заключающееся.

Прошло две недели после моего возвращения. Вместе с другими моими товарищами я присутствовал однажды в преддверии храма, ожидая, когда взойдут вечерние светила, дабы, поднявшись на кровлю, начать наблюдения. Младшие жрецы были вместе с нами, как вдруг появилась перед нами фигура Ненху-Ра, одетого в полное жреческое одеяние.

Мы приветствовали его с почтением, подобающим его сану и его мудрости. Он же, пройдя мимо нас, повелел мне следовать за ним.

Мы спустились на внутренний двор, миновали его и поднялись на кровлю южной стороны, куда был воспрещен вход посторонним и где, в тишине и безмолвии, составлялись жрецами гороскопы и предугадывались таинственные судьбы будущего.

- Аменопис, - сказал великий старец, - я давно ждал, пока ты скажешь мне то, что должен был сказать…

- Великий Ненху-Ра, - отвечал я, - у меня есть к тебе поручение, но исполнить его я должен был наедине. Вот вещь, которая принадлежит тебе и которая…

- Я знаю, - перебил меня жрец, принимая из рук моих сверток, - но любопытствовал ли ты узнать, что в нем заключается?..

- Нет, отец мой, я не дерзнул и помыслить об этом…

- Хорошо, сын мой!.. Награда не минет тебя, ибо ты ее заслужил…

Жрец разорвал сверток и вынул из него сложенный в трубочку папирус. При вечернем мраке, склонившись к горевшему на высокой подставке светильнику, он со вниманием и даже, как показалось мне, с волнением и трепетом читал письмена. Я был удивлен, ибо ожидал, что охраняемый с таким самоотвержением дар должен заключать в себе что-либо более драгоценное. Но великий Ненху-Ра думал иначе: он, прочтя некоторую часть рукописи, воскликнул от восторга.