В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени

— А вдруг они еще и не начали никаких опытов, а мы уже… — посмотри на нас — разве это мы?! Орем, ненавидим…

— Ну прости, прости, Оля! Ты не права: они начали. Иначе зачем мучительный выбор: лететь, не лететь… Что мешало им просто уволочь нас к себе, туда, где они обитают?

А правда, подумала я, зачем? Но сейчас же мысль моя, не найдя ответа на поверхности, вернулась к проблеме выбора. Я вспомнила уроки литературы в техникуме. Мы проходили какую-то пьесу, и преподавательница объясняла нам, что, как правило, драматург ставит своего героя перед выбором. И — отказ от решения — тоже решение.

И вот теперь, когда я возвращаюсь к прошлому, мне легче передавать события, как пьесу, где ты — какой-то другой Женя, Юра — другой наш сын и я как будто выдуманная.

Это как самообман. Вроде бы и не с нами происходит.

Я помню себя тогда. Во мне отстукивали часы. Я превратилась во время, которое осталось нам до принятия решения, — а решения не было. То есть оно было и у тебя и у меня, но разное у каждого. А нам нельзя было порознь, нам необходимо было вместе.

— Реши все за всех, а, Женя! Как решишь, так и будет!

— Попробую.

— Хочешь побыть один?

— Нет, мне нужно твое присутствие.

— Я буду тихой, как моя любовь к тебе на Земле.

— А сейчас она громкая?

— Любовь? Как набат. Ей угрожают, и она взывает о помощи! — Я поднялась. — Пойду все-таки приготовлю нам чего-нибудь поесть.

— Только поскорее.

Я сидела одна на кухне. Было тихо-тихо, и бились часы во мне. «Нет уж, если нам суждено вместе вернуться на Землю, мы не сможем обходиться друг без друга неделями. На Земле… Ко мне вернулггсь тревога и уже не исчезала. Если ты вернешься из-за меня, счастья не будет. Ну хорошо, мы любим. Но мы такие разные. «Эти»-для меня пугало, я боюсь их, хватило с меня и двух недель!

А ты? Ты ведь небось уверен, что совершишь подвиг во имя человечества. Глупая я, глупая! Вряд ли ты думаешь о подвиге, уж это-то я могла бы знать. Мне непонятно только, почему ты так мучаешься. Я ведь подчинюсь тебе, как подчинялась и раньше. Я-то знаю свое место. Всяк сверчок…»

Я заплакала неудержимо. Ты возник передо мной.

— Ревешь?

— Реву.

— Ненормальная! Подними свои заплаканные глаза и слушай!

Я сделала, как ты велел. Твою торжественность нечем было измерить.

— Мы все, подчеркиваю — все! — останемся на Земле! Что они значат — наука, человечество — по сравнению с двумя людьми, которых любишь!

Я кинулась к тебе на шею, я обнимала тебя и целовала.

Как я была благодарна тебе! Уж я-то знала, чего тебе стоило это решение!

— Женя! Родной! Любимый! Женя! Женя!

Помню сейчас только себя. За нежданной радостью тебя я видела только как источник этой радости. Каким ты был тогда? Что испытывал? Нет, конечно же, ты тоже был счастлив: ты всегда любил делать подарки. И из всех, которые ты сделал мне, этот был — королевским!

— Женя! Женя! — Не осталось во мне слов, кроме твоего имени. Оно было для меня всем: миром, жизнью, счастьем! — Женя!

— Оленька! Ну перестань плакать! Что же ты теперь-то!.. Оля!

Это утро мне не хочется вспоминать. Я плохо провела ночь. Ты тоже делал вид, что спишь, а по-настоящему и очень крепко заснул, когда должно было светать. Нас ждал последний рассвет без восходящего солнца. И как раз в это время от меня потребовали — никакого табло не понадобилось, мой мозг отчетливо читал требования очень властно потребовали дать собственный ответ. И я даже не предполагала, что он у меня есть. Сына отдать я не могла, а на твое решение не имела права влиять. Ты жаждал совсем иного, чем собирался сделать. Ты должен был остаться. Так же, впрочем, как я должна была уйти.

Единственно, чего я не могла допустить — тысячу раз буду это повторять! — лишиться Юрки. И я взмолилась, всем существом взмолилась, чтобы происшедшее не сохранилось в памяти сына. И мне пообещали. А ты, что будет с тобой? Мне ответили, что примут твои пожелания относительно состава экспедиции. Под конец этого безмолвного, но очень интенсивного разговора меня поблагодарили за разумность и пожелали всех благ на Земле! Ну вот и кончилось! Я подошла к тебе попрощаться. Как замечательно ты спал! Как горд был своим самоотречением! Ты не знал, что ему не суждено совершиться. Я поцеловала тебя в лоб — ты будешь хранить ощущение этого поцелуя-это была последняя я в твоей жизни.

Меня не интересовало, как я окажусь на Земле. В этом можно было на «них» положиться.

Наутро я проснулась в незнакомой комнате. Рядом с моей постелью сидела Марья. Лицо ее было озабоченным и сострадающим.

— Очнулась? Есть хочешь?

— Хочу. Марья Михайловна, как вы здесь оказались?

— А как только узнала, что с тобой стряслось, так и прибежала. Дежурим тут по очереди с твоей соседкой. По ночам она с тобой, а днем — у Юрки. А я вот — по утрам да сразу после работы.

— У Юрки?

— Ну да! Вы тут такого натворили! Захочешь — не придумаешь…

В тот день Марья сказала мне только, что у Юры было воспаление легких, но вчера он пошел на поправку. Вчера!.. Ну, хитрецы! «Они» все знали еще вчера. А я-то радовалась твоему предложению. «Они» знали меня лучше, чем ты.