Его шлюпка быстро понеслась по широкому световому коридору. Американские моряки молча смотрели ей вслед, слегка озадаченные как появлением Ганешина, так и его уверенными распоряжениями.
– Это, должно быть, важное лицо у русских, сэр, - проговорил наконец помощник капитана. - И если он сумеет спасти батисферу…
– Не знаю, спасет ли, - ответил Пенланд. - Но вы посмотрите на их корабль!
Прежнее молчание воцарилось на “Риковери”, только настроение было уже другим. Безотчетно верилось, что белый прекрасный корабль, так неожиданно выплывший из океанской ночи, и этот человек с умными, упрямыми глазами, дружески протянувший руку помощи, действительно сумеет помочь.
Между тем Ганешин, не теряя времени, вместе с Щитовым направился в радиорубку. Взвыл умформер, замелькали огоньки неоновых ламп, над тысячами километров океана понеслись условные позывные. Долго-долго стучал ключ, пока радист не повернул к офицерам вспотевшее лицо:
– Владивосток отвечает.
– Ну, сейчас решится судьба тех двух бедняг, - обернулся к Щитову Ганешин. - Если удастся вызвать командующего… А вдруг он в отъезде?
Ключ стучал, умолкал, в ответ слышался характерный треск морзе, снова радист работал ключом, и снова Ганешин напряженно прислушивался к скачущему сухому языку аппарата. Ждали и покачивающийся рядом корабль, и те двое, запертые в стальном гробу на дне океана, и уже загоревшийся желанием спасти американцев экипаж “Аметиста”…
В штабе сообщили, что адмирал в море, на своем корабле. В безмерную даль полетели позывные мощного нового линкора. Где-то в пространстве они нашли антенны грозного корабля.
– Наконец-то! - облегченно вздохнул Ганешин.
Ключ коротко, точно и ясно простучал просьбу и замолк. Несколько минут напряженного ожидания - и в треске тире и точек моряки услышали: “Даю распоряжение, желаю успеха”.
Теперь все было просто.
Щитов повел свой корабль на противоположный край района предполагаемого нахождения батисферы.
– Приготовить глубоководный буй, две тысячи семьсот метров! скомандовал помощник.
Мгновенно зацепили гак и вывалили за борт тускло блестевший снаряд, похожий на авиационную бомбу. Матрос дернул линь, гак выложился, и снаряд почти без всплеска исчез в зеленоватой черноте моря. Через четверть часа и пятьдесят секунд, по секундомеру помощника, над волнами в свете прожектора “Аметиста” выскочил слегка дымящийся предмет, раскрылся, подобно зонту, и маленький белый купол лег на воду. Советский корабль просигналил “американцу” просьбу держаться на плавучем якоре и застопорить машину.
– Я хочу избежать малейшего резонанса из винтов, - пояснил Ганешин мичману, становясь сам у эхолота и неторопливо поворачивая различные верньеры регулировки.
– Разрешите спросить… - робко начал мичман. - Неужели вы думаете эхолотом нащупать батисферу?
– Конечно. Разве вы не знаете, что еще довоенные чувствительные эхолоты обнаруживали потонувшие корабли? Например, хьюзовский эхолот так прямо и вычертил эхографом контур “Лузитании”, даже вышло расположение надстроек. И это на глубине в пятьдесят фатомов… Размеры батисферы, сообщенные мне американцами, конечно, несравнимы с “Лузитанией”: шар три метра, сверху грибовидный поплавок двухметровой высоты. Но ведь наш эхолот гораздо чувствительнее и излучает поляризованно…
– А… глубина? - осторожно возразил мичман.
– А точность регулировки? - в тон ему ответил шутливо Ганешин и снова склонился над шкалой, заглядывая в таблицы океанографических разрезов.
Американцы, непрерывно следившие за советским кораблем, видели, как он то появлялся в полосе света, то снова исчезал, показывая красный или зеленый огонь.
– Смотрите, они ставят буйки! - оживленно заговорил помощник, когда на втором повороте “Аметиста” перед носом “Риковери” закачался белый грибок.
– Очевидно, изобрели буй для глубин. Такие штуки давно употреблялись в подводной войне, и тут все дело в прочности линя. Они добились этой прочности, вот и все. Очень просто.
– Все вещи просты, когда знаешь, как их сделать! - буркнул помощник в ответ своему капитану.
Час за часом белый корабль бороздил небольшую площадь моря между четырьмя накрест поставленными буйками. Ветер стих, поверхность воды стала маслянистой, гладкой. У запертых в батисфере осталось воздуха на десять часов. Снова тяжелая безнадежность нависла над американским кораблем. Но все собравшиеся на мостике и на палубе не отрывали глаз от “Аметиста”, как будто само их горячее желание могло помочь ему в поисках. Вот “Аметист”, показав зеленый огонь, опять повернулся к “Риковери” и пошел у самого левого края обозначенной буйками площади. Советский корабль все приближался, острый нос его вырастал, еще сотня метров - и опять безнадежный поворот к северу. Вдруг едва внятный шум машины на “Аметисте” прекратился. В безмолвии ночи было слышно даже, как прозвенел телеграф, донесся громкий голос капитана, отдавшего какую-то команду. В незнакомой плавности русской речи было понятно одно слово: “буй”.
– Нашли… они нашли! - вскрикнула, вся затрепетав, жена инженера Милльса.