В мире фантастики и приключений. Выпуск 7. Тайна всех тайн. 1971 г.

— Так мы обычно называем необратимые ситуации, в которые легко попасть, но из которых нет выхода. Наш дальнейший полет не поддавался никаким расчетам. Когда Кэлдер выключил двигатели, я думал, что он просто отдается на волю случая. Цифры бешено мелькали на шпалах указателей, но расчеты были уже ни к чему. Кольца ослепляли, так что трудно стало смотреть, — ведь они состоят из глыб льда. Они крутились перед нами словно карусель, вместе со щелью, которая выглядела как черная трещина. В такие моменты время тянется невероятно. Всякий раз, когда я бросал взгляд на стрелки секундомеров, мне казалось, что они стоят на месте. Кэлдер лихорадочно начал расстегивать ремни. Я стал делать то же самое, так как догадался, что он хочет сорвать главный предохранитель перегрузки, который находится на пульте, а с кресла не может до него дотянуться. Располагая полной мощностью, он еще успел бы затормозить и уйти в пространство, развив эти самые сто g. Мы бы лопнули, как воздушные шарики, но он спас бы корабль и себя. Собственно, мне уже раньше следовало догадаться, что он не может быть человеком; ни один человек не был в состоянии проделывать вычисления так, как он… но только в тот момент я это осознал. Я хотел задержать Кэлдера прежде, чем он окажется у пульта, но он был быстрее. Он и должен был быть быстрее. «Не расстегивайся!» — крикнул мне командир. А Кэлдеру: «Не трогай предохранитель!» Кэлдер не обратил на это внимания, он уже встал. «Полный вперед!» — крикнул командир, и я послушался его. У меня ведь был второй руль. Я не ударил всей мощностью сразу. Дал пять g, так как не хотел убивать Кэлдера, — я хотел только отбросить его этим ударом от предохранителей, но он удержался на ногах. Это было ужасное зрелище, ни один человек не устоит при пяти. Кэлдер устоял, только схватился за пульт, ему содрало кожу с обеих ладоней, но он не разжимал рук, под кожей была сталь. Тогда я дал сразу максимум. Четырнадцать g оторвали его, он полетел к задней стенке рубки с таким ужасным грохотом, словно весь был одной глыбой металла, пронесся между креслами и ударился о переборку, так что она ходуном заходила, а он завопил совершенно ни на что не похожим голосом, и я слышал, как он там, сзади, катался, крушил переборки, как разрушал всё, за что схватится, но я уже не обращал на это внимания: перед нами открывалась щель; мы неслись в нее как сумасшедшие, корму болтало, я сбросил тягу до четырех g, тут всё решал случай. Командир крикнул, чтобы я стрелял, и я начал выстреливать один за другим противометеоритные экраны, чтобы смести перед носом корабля мелкую пыль, если она появится на курсе; хоть это и немногого стоило, лучше такая защита, чем никакой. Щель казалась огромной черной пастью, я видел далеко впереди огонь, защитные экраны распахивались и тотчас же сгорали, сталкиваясь с крупицами ледяной пыли, огромные, необыкновенно прекрасные серебряные облака возникали и распадались в мгновение ока, корабль слегка тряхнуло, показания всех индикаторов правого борта разом подскочили, — это был термический удар, мы зацепились за что-то — уж не знаю, за что, — и «Голиаф» оказался на другой стороне…

***

— Командор Пиркс?

— Да, это я. Вы хотели меня видеть?

— Совершенно верно. Спасибо, что пришли. Присаживайтесь…

Мужчина за столом нажал кнопку на черной коробочке и сказал:

— Буду занят двадцать минут. Меня ни для кого нет.

Он выключил аппарат и внимательно посмотрел на сидевшего перед ним Пиркса.

— Командор, у меня есть дли нас одно — оригинальное — предложение. Один, — он поискал нужное слово, — эксперимент. По предварительно я должен попросить, чтобы то, что я скажу, вы сохранили в тайне. Также и в том случае, если отклоните мое предложение. Согласны?

Несколько секунд оба молчали.

— Нет, — сказал Пиркс. И добавил: — Разве что вы расскажете немного побольше.

— Вы не из тех, кто подписывает что либо под чистый лист? Собственно, я мог бы этою ожидать, после того, что о вас слышал. Сигарету?

— Спасибо, нет.

— Речь идет об экспериментальном рейсе.

— Новый тип корабля?

— Нет. Новый тип команды.

— Команды? А моя роль?

— Всесторонняя оценка ее пригодности. Это всё, что я могу сказать. Теперь очередь за вами, решайте.

— Буду молчать, если сочту это возможным.

— Возможным?

— Желательным.

— Исходя из каких критериев?

— Так называемой совести.

Снова несколько секунд молчания. В большой комнате с одной целиком стеклянной стеной было очень тихо, как будто она и не находилась среди двух тысяч других, образующих огромный небоскреб с тремя посадочными площадками для вертолетов на крыше. Пиркс с трудом различал силуэт своего собеседника, тот сидел на фоне сильно светящегося тумана, вернее, тучи, в которой тонули шестнадцать верхних этажей здания. Время от времени молочные клубы за прозрачной стеной уплотнялись, и тогда казалось, что вся комната куда-то плывет, подхваченная неощутимой силой.

— Хорошо. Как видите, я соглашаюсь на всё. Речь идет о рейсе Земля — Земля.

— Петля?

— Да. С облетом Сатурна и выводом там на стационарную орбиту новых автоматических спутников.