В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г.

— Прибывают те, кому надлежит торжественно встретить вас, — пояснил Лест и, лукаво покосившись на Майкла, добавил: — Так что примите внушительный вид. И, пожалуйста, не проговоритесь о маленьком недоразумении, которое по моей вине произошло, а то ох и намылит мне начальство голову!

— А оно у вас есть?

— Еще какое сердитое!

Мы засмеялись и почувствовали себя как-то поспокойнее в этом новом мире.

— Обещаем! — великодушно сказал Майкл. — В прогнозировании будущего я, признаю, заблуждался: к счастью, человечество выжило. Но все-таки в одном я оказался прав… Вы, Лест, сказали, что в съемках стремились к полной достоверности, а фильм-то ваш — о войне тысяча девятьсот девяносто первого года. Выходит, была она?

— Опять моя непростительная оплошность, — подмигнул мне Лест. — Забыл упомянуть, что экранизирую я научно-фантастический роман. Для "Истории Всемирной Фантастики" я получил задание дать иллюстрацию на тему "Ошибочные социальные пророчества некоторых фантастов двадцатого века о грядущем регрессе общества и неотвратимой гибели человечества". Вот и пришлось взять типичный образчик их писаний — роман-антиутопию о якобы неизбежной третьей мировой войне.

Галина Панизовская

Выход из одиночества

Всепроникающая полицейская система, об лаченная в самые разнообразные формы, пов сюду настигала людей.

Дороги, которые мы выбираем. О ' Генри

Повесть

Глава 1

Три месяца назад еще в Ирпаше Жиля разбудил треск телефона:

— Привет, Жилли!

Это был брат отца.

— Алло! Дядя Мигель! Что-то случилось?

— Жилли, слушай меня! Удача!

Телефон затрещал.

— Алло!

— Ты слышишь меня? Жилли! Ты приглашен…

Слышимость была ужасная.

— Алло! Алло! Приглашен… — тонуло в лязге. Вдруг все смолкло.

— …ассистентом самого Нормана ди Эвора! — явственно и изумленно сказал дядин голос.

И телефон отключился.

Жиль перешагнул порог, поставил портфель на тумбочку, начал разматывать шарф. Ани отступила к стене и смотрела оттуда, как он это делает. Он видел, не глядя, подергивающийся уголок ее века. Конечно, это было нелепо: портфель надо было просто бросить; бросить портфель и прижать ее к себе, захлопывая дверь спиной… Жиль заставил себя обернуться. Профиль ее был безмятежен, чуть безмятежнее чем нужно.

Он не видел ее неделю: его машина, отправленная багажом, еще не прибыла из Ирпаша, а подземкой тут было не меньше часа в один конец… Надо было, позвонив, подойти вплотную к двери и шагнуть к ней, как только она откроет…

Уголки губ загибались у нее вверх. Каждую зиму губы трескались: она облизывала их на морозе. Ирпаш севернее Этериу, в ноябре там уже холода, и в день отъезда губы у нее были уже шершавые и колючие. Поезд тронулся, они стояли в купе над брошенной кучкой чемоданов, а губы были колючие с легким привкусом крови.

Здесь, в Этериу, была еще не поздняя осень, но губы так и не зажили: поперек нижней темнела ссадинка…

По приезде в столицу они сняли комнату на окраине: это был единственный адрес, который удалось раздобыть еще дома, а прибыли они ночью, отелей Жиль опасался, так как не знал, удовлетворятся ли в них записью самих постояльцев или потребуют документы.

Предчувствие не обмануло его: они требовали документы. Документы требовались во всем Этериу, во всех отелях, гостиницах, ночлежках. Полиция работала здесь прекрасно. И кроме обычной полиции здесь была еще полиция нравов, комитет по борьбе за нравственность и бог знает что еще… В рекомендательном письме к хозяйке Ани и Жиль значились как молодые супруги.

Он не был у нее неделю. И теперь она стояла перед ним с безмятежным лицом. "Все в порядке, — говорило лицо, — я довольна".

Последний год в Ирпаше он ездил к ней ежедневно. Она была учительницей в маленьком поселке, в двадцати милях от городка. Днем он обычно бывал спокоен: днем их отношения придавали ему увереннести. Коллега и школьный друг Мануэл только присвистывал: "Похоже, ты обзавелся бабой?"

К вечеру уверенность пропадала. Уверенность пропадала, он гнал машину взвинченный, почти испуганный, последние минуты перед поворотом казались ему бесконечными. За поворотом появлялась калитка и возле нее Ани в большом пуховом платке.

Когда они почему-то не встречались, он звонил ей Еечером попозже. Они лежали уже в постелях в двадцати милях друг от друга. Он знал: телефон стоит у нее на животе поверх одеяла. Телефонный аппарат, сделанный под старину, с трубкой, обвитой бронзой, соскальзывал, валился набок, и они разъединялись, перезванивали снова, и при этом набирали номер оба сразу и никак не могли дозвониться. Говорили долго и тихо, срывающимися голосами.

Здесь, в Этериу, телефона у Ани не было.

Она стояла, прислонившись лопатками к степе. Улыбнулась. Лицом своим она владела прекрасно — это была обычная ее улыбка: над уголками губ дрожали ямочки. Даже треснувшая нижняя губа растянулась точно до нужного предела. Жиль ощутил боль не зажившей еще ранки. Пора было что-то наконец скакать: