В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г.

— Это он что же, на глазах всей планеты? — поинтересовался президент, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

— Нет, экраны в студии были выключены, — сердито ответил профессор Норберт. — Поэтому ему и не успели помешать.

— М-да… Так что же, коллега, как по-вашему, можно считать происшествие в студии экспериментом? — спросил президент, обращаясь к профессору Усаму.

— Этот вопрос я прежде всего адресовал бы Элине…

— Категорически возражаю, — перебил профессор Норберт. — Один человек не вправе решать судьбу такого эксперимента. Нам дан случай неповторимый… Мы должны продолжать наблюдения. Если его теперь изолируют ради торжества справедливости, как здесь говорили, потери науки будут невосполнимы.

— Наблюдения вы, вероятно, сможете продолжать и в том случае, если сочтут необходимым изолировать его, — сказал президент.

— Это будет совсем не то. Я имею в виду его адаптацию в нормальной обстановке, адаптацию в обществе, а не на обитаемом острове или в одиночной камере.

— А вы можете поручиться, коллега, что он не натворит еще чего-нибудь? — Профессор Усам скрестил руки на груди и не мигая уставился в лицо профессора Норберта.

— Эксперимент всегда несет в себе элемент риска, — не сдавался тот.

— Но ведь он может и убить. Запросто… Теперь, когда точно установлено, кто это, мы должны быть особенно осмотрительны.

— Кстати, кем он оказался в действительности? — спросил президент. — Подтвердилось, что он рассказывал о себе во время того злополучного интервью? Мне что-то говорили, но я уже запамятовал…

— Все, что он говорил, подтвердилось. — Профессор Норберт достал из небольшого портфеля лист бумаги и положил на стол. — Вот заключение Института новейшей истории. Его настоящее имя — Томас Джонсон. Он уроженец западного континента, молодость его прошла в очень трудной обстановке, потом служил в армии, потом… Ну, потом связался с преступным миром, стал, как это у них называлось, гангстером, одним из руководителей какой-то крупной организации. В конце концов попался и, так как не назвал соучастников и шефов, был приговорен к смерти. Смерть в газовой камере, с его согласия, заменили криоконсервированием на пятьсот лет. Его заморозили, поместили в одно из хранилищ, а все документы почему-то остались в тогдашнем министерстве юстиции и потом попали в архив. Там они каким-то чудом сохранились, и вот теперь историки их по нашей просьбе откопали.

— Так вы, значит, оживили его раньше срока, — покачал головой президент.

— Да, и не жалею, — запальчиво возразил профессор Норберт, — потому что он, по-видимому, единственный, кого заморозили совершенно здоровым.

— А как это все-таки получилось?

— Сейчас трудно сказать… По-видимому, на его саркофаге не было никаких надписей, только номер. Когда все это было свезено в хранилище Академии холода и началась реставрация саркофагов, на его саркофаге по ошибке поместили табличку с надписью с другого саркофага. И он стал числиться у нас Бокстером. А саркофаг настоящего Бокстера, вероятно, привезли в таком состоянии, что хранить его было бессмысленно, и его уничтожили. Документы же на Томаса Джонсона в Академию вообще не попали, и о его существовании у нас никто не знал.

— Послушайте, коллега, а много у вас там может оказаться еще подобных сюрпризов?

— Не знаю, не знаю, ведь не я их замораживал… И с подавляющим большинством я, на их месте, не стал бы возиться… Зачем они все это делали?.. Переправлять в будущее преступников и трупы богатых бездельников — трудно усмотреть в этом акт гуманности. Но они поставили нас перед этой проблемой, и мы вынуждены пытаться ее разрешить. И хотя мы сейчас не подбрасываем своих покойников медикам будущего, проблема криоконсервирования, конечно в каком-то усовершенствованном виде, представляет для нас очень большой интерес. Может быть, к ней придется возвратиться, когда мы станем посылать космонавтов в длительные путешествия к иным галактикам. Она может стать актуальной и в других областях человеческой деятельности в ближайшем или более далеком будущем. Поэтому заниматься ею мы обязаны. А что касается возможных "сюрпризов" при размораживании — в какой-то мере каждый из оживляемых может им оказаться… Но боюсь, таких, как Томас Джонсон, больше не будет.

— Посмотрите на него, он боится, — президент покачал головой, — боится, что больше ничего такого не получится. А мы теперь ломаем головы, что нам делать с тем, что уже получилось… Итак, слушаю ваши окончательные предложения, коллеги.

— Рассматривать случившееся как эксперимент, — буркнул профессор Норберт.

— Передать все на решение Высшего совета народов, — твердо сказал профессор Усам. — В прошлом это преступник, он и у нас совершил преступление, едва профессор Норберт разморозил его. Надо передать его органам справедливости. Пусть они и решают, что он заслужил.

— Это ужасно, — произнес профессор Норберт, — и это говорит ученый двадцать первого века.